Ну и, конечно, непременная цветочница бесшумно обходит зал, чтобы предложить свою проверенную услугу: прячет деньги куда-то под праздничный и аляповатый фартук, а взамен ставит на середину стола небольшую фарфоровую вазу, из которой удивленно выглядывают три свежие розы.
И все: ни лишний звук, ни даже никчемный свет не могут пробиться сквозь полупрозрачное, томительное, разливающее немоту мерцание…
Но все это только должно было быть, а когда зазвонил телефон, мы еще даже не допили кофе.
Он задержал глоток, удивленно подняв брови, и, остановив движение чашки, целившей к блюдцу, взглянул на меня. Почему-то я была уверена, что звонят не мне. Улыбнувшись, я только пожала плечами. Он же, со вздохом поставив чашку, поднялся и пошел в комнату.
Я услышала «Алло!» — и паузу.
А затем неожиданную перемену тона.
Нет, неверно. Это был все тот же ровный, доброжелательный тон его родного и любимого голоса. Но по каким-то самой мне неясным признакам я с содроганием и совершенно точно поняла, что от первого до последнего звука его голос напоен ложью и предательством. И произнесенное сейчас «Добрый день!» — это вовсе не «Добрый день!», а тупой нож, безжалостно вонзаемый мне в спину.
Но за что?
«Но за что?!» — если бы горло не свело болью, я бы и на самом деле крикнула.
Снова недолгая пауза. Я замерла в ожидании следующего удара.
«Еще бы!» — сказал он с коротким смешком.
Меня с ног до головы обдало кипятком, я скорчилась и замычала.
Все окончательно прояснилось.
Я почувствовала… как бы объяснить? Ну, скажем, как будто внезапно исчезают декорации. Костюмы тоже растворяются. Был пышный театр. Миг — ничего нет, лишь пустая грязная сцена. И на ней в жалком свете аварийной лампочки испуганно жмутся друг к другу голые актеры.
Но нет, это совсем не похоже.
Все-таки был мираж — а мираж больше театра. И правдивее. Да что там: мираж — он и есть правда. Нет никакой разницы, стоят дворцы на самом деле, или это всего лишь линзы горячего воздуха причудливо слоятся, чтобы явить тебе правду. Если ты веришь — оно так и есть.
В том-то дело: я была бесконечно уверена.
Но подул ветер, перемешал воздух, и иллюзия пропала. Все оказалось обманом. А правдой — только этот лживый голос, с усмешкой сказавший «Еще бы!»
Опять, да.
С каждым разом все труднее смириться. Я почувствовала, что не смогу оставить это безнаказанным.
Чего он ждал? На что рассчитывал? Он думал, я не замечу? Или замечу, но смолчу, — и на этом все кончится?
Нет, ему придется ответить: ведь он разрушил все. Секунду назад у меня была жизнь и счастье, а теперь нет ни счастья, ни жизни, и я корчусь на раскаленном песке пустыни.