Бух! Бух! Бух! Кто-то по хозяйски забарабанил в дверь.
Обе посерели от ужаса и застыли посередине комнаты.
— Вона в окно лезьте, — махнула им рукой бабка. — Идите в лес… К болоту, там все и будет вам… Только осторожней! Плохое оно болото, чужих сильно не любит. Не шумите там!
Фигурки исчезли в окне. В дверь вновь стали ломиться.
— Открывайте! Полиция! — надрывался чей-то низкий голос одновременно со стуков в дверь. — Открывайте, а то сломаем!
— Это не ты уж там ломишься, как окаянный зверь, милый Гнатушка?! — крикнула в ответ бабка. — Твой, точно твой паскудный голосок! Что же тебя здесь надо Иудушка?
Добротная дверь, сделанная еще старым хозяином в пору расцвета его сил, вновь подверглась граду ударов.
— Открывай, старая карга! — проорал тот же голос, срываясь на визгливые нотки. — Хватит, попила нашей крови! Теперь здесь все будет по-германски! Всех мы вас ведьм постреляем!
— Эх дура, я дура, — вновь заговорила Милениха, подойдя к самой двери. — Вот этими самыми руками, тебя паскудника мелкого, держала… Знала ведь, что негодный человечишко из тебя вырастет! Знала! Надо было прямо там тебя удавить, да вон собакам бросить! Мамку твою пожалела… А рядом с тобой кто это? Уж не Митрофанушка ли?
Тот радостно отозвался:
— Ага! Я это, Митрофан!
— Слышь, Гнатушка, дорогой, ты бы поостерегся, — зловеще проговорила бабка. — Вон на Митрофана посмотри! Тоже ведь могу сделать с тобой!
За дверью сразу же все стихло. Что-то зашуршало, потом загремело.
— Кишка у тебя тебя тонка, ведьма, — раздался, наконец-то, визг. — Не хочешь открывать, ну и хрен с тобой! Петуха тебе пустим красного! Ха-ха-ха-ха! На, лови!
Крытый соломой дом занялся в считанные минуты. Огонь зловеще загудел, втягивая в себя все новые и новые потоки воздуха. Доски трещали, пузырилась смола, стреляли во всей стороны щепки.
— Как хорошо-то здесь…, — раздавалось бормотание у одного из окон, где мелькал чей-то силуэт. — Хорошо, пригоже… Наконец-то, уйду! А выживите, ха-ха-ха-ха! Живите! Ха-ха-ха-ха-ха! Живите или растите! Ха-ха-ха-ха! А я уйду!
С противным треском подломились прогоревшие толстенные балки и пылавшая крыша рухнула внутрь дома.
— Поживите у меня тут! Поживите! — продолжал хрипеть кашляющий старческий голос. — Попомните еще меня, старую! Попомните, ироды!
…Где-то с полчаса еще раздавались стоны из-под горящего дома, но собравшиеся вокруг жители села стояли и молча смотрели перед собой.
— Сдохни, наконец-то, старая карга! — в конце концов не выдержал Гнат, запустив деревяшку от плетня в огонь. — Живучая какая, тварь… И чтобы никто даже близко не подходил к огню!