Лесные жители (Песков) - страница 43
Дорога из Лыкова через мост.
Беседа с Галиной Андреевной Калуниной.
Главной рассказчицей о давних жильцах селения у реки была Галина Андреевна Калунина – пенсионерка, учительница местной школы. Она подчеркнула, что говорит со слов матери, и показала реликвии давней жизни.
К нашему приезду находки выставили в помещении школы, и я увидел примитивную прялку, точно такую же, какую видел в таежном убежище. Была тут и глиняная посуда, остатки ткацкого стана, чесалка для шерсти и конопли, источенные ножи, большой деревянный молот, долбленное из тополя корыто, совок для зерна и муки, шило, сверло, заржавевшие ножницы…
Сходили мы посмотреть и нежилые избушки Лыковых. Кровля у них сейчас шиферная, нижние венцы срубов менялись, но средние были старинные, изначальные…
Уже приехав в Москву, получил я письмо, начинавшееся словами: «Мы тоже Лыковы…» Написала его Надежда Федоровна (в девичестве Лыкова) из тюменского села Бердюжье. Ссылаясь на рассказ матери, Надежда Федоровна говорит, что не все Лыковы удалились в тайгу. Часть остались, но жизнь разметала их по разным местам. Одних раскулачили в свое время, другие благополучно живут по сию пору с фамилиями Лыковы в Сибири, в Москве и других местах. «Про дядю Проню написано в книге «Золотые имена». Он хорошо работал и воевал, имеет медали и орден. Но прославили наш род Лыковы, которых приютила тайга. А все мы, скорее всего, потомки староверов, рожденных в Каргополе».
За столом в школе, уставленным местными яствами – салом, бараниной, солеными груздями и вареньем из лесной земляники, – мне тоже кое-что пришлось рассказать. Школьники, создавшие маленький музей старины, немедля уткнулись в книжку о Лыковых, а старшие за столом о многом спрашивали и подарили для Агафьи-таежницы лестовку (мягкие староверческие четки) и старинную трепалку для конопли.
На прощанье мы постояли возле моста, наблюдая, как над заснеженной речкой играют сороки, как громко спорят о чем-то у трактора на бугре чумазые парни. Я подумал: «А что сейчас там, в тайге, у Агафьи?» Среди вопросов, мне заданных, главным был этот: как там сейчас?
Я был в гостях у Агафьи минувшим летом, но свежие новости получил неделю назад от редактора красноярской газеты, тоже у Агафьи бывавшего. До него окольными путями дошло письмо с жалобами таежницы на драматические трудности, которых следовало ожидать. Резко ухудшилось здоровье. «Козы орут, а я не могу встать дать им корма. Есть нужда в лекарствах, обувке». Но проблема главная – одиночество, не хватает «хорошего человека». За двадцать пять лет наблюдений за бытьем остатков семьи я не знаю случая, чтобы кто-нибудь тут прижился. Конец был всегда одинаковый: уходили – кто сразу, кто немного пожив. Причины понятные, но, к сожаленью, неустранимые. И самое главное, к человеку, живущему в таежной глуши, сейчас крайне трудно попасть. Вертолет – это тысячи не рублей даже, а долларов. Кого и как сюда переправить, заранее зная, какими будут последствия? Об этих последствиях Агафье было сказано, когда я привозил ее к родственникам и все вместе мы уговаривали ее остаться у них. Один старик из родни даже встал на колени: «Агаша, останься! Одна погибнешь, и мы не сможем к тебе дотянуться, чтобы помочь». Агафья решительно отказалась. Сейчас старики уже умерли, а молодым Агафья, можно сказать, чужая. На помощь издалека рассчитывать ей сейчас трудно. Это и есть тупик – не первый и не последний драматический финал всякого отшельничества.