Я выскочил из комнаты с диким воплем:
– Кто это сделал?!
– Это ты сделала? – прорычал я, вбегая в гостиную, где тетя Фея с телевизионным пультом в руке ждала, когда же наконец начнется послеобеденная детская передача.
– Ничегошеньки я не делала, – закудахтала тетя, – а что, что такое?
– Какая-то свинья вылизала мою комнату! – взвыл я.
– Черт возьми, не смей так обо мне говорить, – сказала бабушка, входя в комнату. – Свинья – это ты! Два ведра мусора я вынесла из твоего сарая!
– Мы же договаривались, что в моей комнате никто не прибирается! – орал я.
– Мы же договаривались, что ты сам прибираешься в своей комнате! – орала бабушка.
– Мусор в моей комнате – это мое дело! – кричал я.
– Твоя комната в моем доме – так что это и мое дело, – кричала бабушка.
Нет ничего гаже и трусливее, чем припирать к стенке намеками на собственность! Но старая кошелка именно это и проделывает каждый раз! Когда она так разговаривает с мамой или тетей Труди, это уже мерзко, но они-то хоть зарабатывают сами и могли бы переехать куда-нибудь, если бы захотели. Но обращаться так с несовершеннолетним червяком вроде меня – это уж совсем непорядочно. За это я наказал бабушку своим наводящим ужас первобытным криком, который на этот раз удался так, что в гостиную сбежался весь народ. Когда я ору от ярости, то не слышу, что говорят другие, я даже вижу с трудом, все во мне концентрируется в этом крике. Лишь когда внутри не осталось и пузырька воздуха и крик постепенно затих, я снова увидел всех моих дам.
Бабушка сказала:
– Ребенка все-таки надо лечить!
Дорис сказала:
– Влепить ему пощечину – мигом вылечится!
Андреа сказала:
– Это всё нервы!
Мама ничего не сказала, а тетя Фея показала всем свои дрожащие руки и захныкала:
– Я вся трясусь, когда он так кричит! И давление, кажется, до трехсот поднимается!
Только тетя Труди мне посочувствовала – она ведь сама только что ссорилась с бабушкой из-за стирки. Положила руку мне на плечо и прошептала:
– Тут уж ничего не поделаешь! Она старая и упрямая!
Бабушка, конечно, старая и упрямая, но на слух не жалуется.
– Ну-ка повтори это громко! – закричала она.
И тетя Труди повторила все, что прошептала мне, громко, на всю комнату. А бабушка снова обвинила ее в наглости. А тетя Труди сказала, что возражает против такой формулировки, потому что сорокалетняя женщина не может быть «наглой», и неважно, что она говорит, все это не наглость. И бабушке пора бы срочно отвыкнуть от манер старого патриарха. Мама и тетя Лизи поддержали тетю Труди. Бабушкино поведение их возмущает, сказали они! А Дорис и Андреа встали на бабушкину сторону – наверное, только потому, что та была против меня.