– Да.
– Мне все еще трудно поверить, что она когда-то могла делать нечто подобное.
– О, Лидия тогда была полна необузданных страстей. Они наверняка переполняют ее и сейчас, но только ей приходится это тщательно скрывать.
– Ты в самом деле так считаешь?
– Я просто в этом уверен.
– Надо же! Все, ну, абсолютно все оказывается совсем не таким, как я себе воображала!
– Это признак взросления.
Она задумалась.
– Как же мне, интересно, теперь к тебе обращаться?
– А в чем проблема?
– Просто… Непривычно пока называть тебя отцом.
– Так зови по-прежнему Максимом. Тебе понадобится еще немало времени, чтобы свыкнуться с мыслью, что я – твой папа.
– А у меня оно будет? Время на это?
Ее юное лицо стало таким мрачным, что теперь уже он взял ее за руку.
– Будет, конечно. Почему нет?
– Что ты собираешься делать, добравшись до Алекса?
Ему пришлось отвести глаза, чтобы она не прочитала в них чувство вины, которое ему трудно было скрыть.
– Все, конечно, зависит от того, как и когда я смогу его похитить. Но скорее всего буду держать связанным прямо здесь. А тебе придется приносить нам еду и отправить закодированную телеграмму моим друзьям в Женеве с сообщением, что произошло. А потом, когда новость разнесется по свету и окажет желаемый эффект, мы отпустим Орлова.
– А дальше?
– Дальше? Они, конечно, будут искать меня в Лондоне, и мне придется уехать на север. Там тоже есть большие города – Бирмингем, Манчестер, Гулль, – где я смогу легко затеряться. А через несколько недель я попытаюсь добраться до Швейцарии, чтобы потом попасть в Петербург. Именно там мое место, потому что в России начнется революция.
– Значит, я тебя больше никогда не увижу?
«Ты едва ли этого захочешь», – грустно подумал он, но вслух произнес:
– Почему же? Я еще смогу приехать в Англию, а ты – посетить Петербург. Или мы можем назначить встречу, например, в Париже. Кто знает? Если и существует такая штука, как судьба, то, насколько я могу судить, ей угодно, чтобы мы были вместе.
«Как бы мне хотелось самому в это верить, – думал он. – Как бы хотелось!»
– Ты прав, – сказала она, но с таким траурным выражением, что он понял: она тоже ему не верит.
Шарлотта поднялась с пола.
– А теперь я принесу тебе воды, чтобы ты смог помыться.
– Не тревожься понапрасну. Мне доводилось бывать и грязнее, чем сейчас. Это не так важно.
– Но важно для меня. От тебя просто смердит. Я вернусь через пару минут.
И с этими словами Шарлотта вышла.
Уолден никогда в жизни не чувствовал себя за обедом столь отвратительно. Лидия находилась в полной прострации. Шарлотта в споры не вступала, но нервничала сверх всякой меры, роняя вилки и опрокинув на скатерть содержимое своего бокала. Даже Томсон как-то притих. Только сэр Артур Лэнгли пытался оживить застолье, но не получал поддержки. Сам Уолден был поглощен своими мыслями, мучительно пытаясь понять, каким образом Максиму стало известно, что Алекс находится в Уолден-Холле. Его сводило с ума малоприятное подозрение о причастности к этому Лидии. В конце концов, именно Лидия навела Максима на «Савой» и призналась, что «смутно помнила» его по Петербургу. А не могло ли случиться, что преступник каким-то образом подцепил ее на крючок? Она все это лето вела себя довольно странно, выглядела какой-то потерянной. И теперь, когда он впервые за девятнадцать лет сумел взглянуть на жену как бы со стороны, ему пришлось признаться себе, что и в их интимной жизни она проявляла излишнюю сдержанность. Конечно, даме из высшего общества надлежало вести себя именно так, но в то же время он прекрасно знал, что все это лишь светские условности, а на самом деле женщины подвержены тем же любовным безумствам и вожделениям, которые считаются прерогативой исключительно мужского пола. Неужели Лидия до сих пор пылала страстью к кому-то другому, к человеку из своего давнего прошлого? Это объяснило бы многое из того, что еще совсем недавно, как казалось, не нуждалось в объяснениях. Уолден в полной мере ощутил, до чего же это страшно – всмотреться в женщину, бывшую спутницей всей твоей жизни, и вдруг увидеть перед собой совершенную незнакомку.