Но Стивен лишь воскликнул:
– О Боже, Боже мой! Что же мы наделали?
Из Лидии неожиданно хлынул поток слов:
– Пойми, он появился в самый неудачный момент. Как раз когда она увидела все человеческие недостатки своих родителей. И тут возникает он – такой полный жизненных сил, идей, бунтарства… Именно тот тип, что способен очаровать юное создание с независимым складом ума… Я это понимаю, потому что нечто подобное случилось и со мной. И вот она с ним познакомилась, увлеклась, стала помогать… Но она по-прежнему любит тебя, Стивен. В этом смысле она остается твоей дочерью. Она любит тебя, потому что тебя невозможно не любить.
Его лицо застыло, как деревянное. Лучше бы он ругался на чем свет стоит, орал на нее, избил бы, в конце концов… Но он лишь сидел с тем же выражением беспристрастного судьи. Потом спросил:
– А ты сама? Ты тоже помогала ему?
– Да, но не намеренно… Правда, я не помогла и тебе. Я – достойная ненависти женщина, на которой лежит проклятие.
Он встал и взял ее за плечи. От его пальцев исходил могильный холод.
– Но все-таки ты – моя? – спросил он.
– Я очень хотела быть твоей. В самом деле, очень хотела, Стивен.
Он погладил ее по щеке, но в его взгляде не было любви, и потому она лишь вздрогнула от прикосновения и сказала:
– Я знала, что всего ты мне не простишь.
– Тебе известно, где сейчас Максим? – спросил он.
Она молчала. Сказать – значило убить Максима. Не сказать было бы равносильно убийству Стивена.
– Ты ведь это знаешь, – уверенно продолжал он.
Она все так же молча кивнула.
– А мне скажешь?
Лидия посмотрела ему в глаза. «Если скажу, – подумала она, – быть может, он все же меня простит?»
– Выбор за тобой.
Казалось, она головой вниз падает в бездонную пропасть.
Стивен смотрел на нее теперь с нескрываемым ожиданием.
– Он – в доме, – произнесла Лидия.
– Боже, спаси и сохрани! Где именно?
Плечи Лидии поникли. Она это сделала. Она предала Максима – теперь уже в последний раз.
– Прячется в старой детской, – мрачно выдавила из себя она.
Вот теперь лицо Стивена никак нельзя было назвать деревянным. Щеки его раскраснелись, в глазах засверкала ярость.
– Скажи… Пожалуйста, скажи, что прощаешь меня, – попросила Лидия.
Но он лишь резко повернулся и выбежал из ее спальни.
Максим снова пробежал через кухню и сервировочную комнату, держа свечу, ружье и коробок спичек. В нос ему ударили тошнотворно сладкие пары бензина. В первой столовой на его пути из дыры в шланге била тонкая, но сильная струя горючего. Максим переместил шланг ближе к центру помещения, чтобы огонь не уничтожил его слишком быстро, потом чиркнул спичкой и бросил ее на промокший от бензина участок ковра. Его тут же охватило пламя.