«Суф!» – я постигал это тайное, ликующее святостью слово с малых лет, но только недавно удосужился узнать его словарный смысл. Случается, вещи и явления детства, не объясненные уму, но тем не менее ясные для самого миропонимания, часто неотъемлемые, прорастающие зерна его цельности, так и остаются неизъяснимыми навсегда. И не только из боязни разрушить бедный рай. Кому придет в голову истолковывать явление «мама»?
В походах со Столяровым мы два раза встречали дервишей. География наших блужданий была строго очерченной – от Гиркана и чуть северней Волконки, то есть те места, где начальниками застав были знакомые Столярову пограничники.
На равнинной местности расстояния между заставами были меньше, чем в горной, где имелись места гарантированно непроходимые. Так что в предгорьях наши маршруты были посвободней. Только однажды, когда был объявлен режим тревоги, связанный с проникновением шпиона (призрака с транзисторным приемником и станковым рюкзаком, появлявшегося на окраинах сел), нас не пустили в зону, и пришлось довольствоваться северной прибрежной Набранью.
Офицер 25-й заставы Феликс Макиевский, статный старший лейтенант с лицом и выправкой потомственного военного, ведал на своем участке государственной границы бытием каждого из шестисот миллионов квадратных метров рельефа, знал его, как пытливый любовник тело возлюбленной. Во всех трех аулах знал всех мужчин поименно, говорил с каждым, знал, сколько у кого скота, знал всех пастушьих собак, все пастбища – разрешенные и самовольные, все родники, ручьи, все заброшенные биджары – рисовые поля, на которых по грудь в травах паслись кони, а иной раз можно было поднять сотенную стаю стрепетов, пушечно взлетавших воздушной белой тьмой, громоподобно, исходя на отдалении характерным посвистом крыльев. Знал шесть плотин – где какая прохудилась (подвезти песок в мешках), знал три бамбуковые рощи, два пира – молельных камня, два самых больших каштанолистных дуба, почитаемых населением (настоящие древесные государства, обнимая которые движешься по хребтам корней, погружаешься в долины и ущелья ствола, в расселины и мшистые дупла, полные древесного сока – водопои шершней, – и кружится голова от влеченья в высь, в несчетные ярусы подвесных дорог, солнечные веси кроны). Знал двух проклятых коров, не боящихся электричества (Пуля и Дура, так прозвали пограничники этих буренок из аула Гиль-чай, рыжую и пегую, на которых были потрачены уже сотни метров колючей проволоки). Знал трех охотников из Пришиба и Привольного, пробавлявшихся кабанами и подспудно годами выслеживающих мигрирующего из Ирана вместе с лесными свиньями туранского тигра, чуть ли не единственного на все Талышские горы…