– Остальные к Михаилу, – скомандовал я. И, дождавшись, пока все поднялись, добавил: – В качестве штрафа работаете похоронной командой. Уберете трупы из гОстеницы и похороните наших. До заката. Ответственные – вы двое, – показав стволом на принципиального козла и мокрую гуттаперчевую женщину.
Бунтовщики двинули к кассе, а я – к Санычу, наконец-то показавшемуся в дверях.
12.30.
На сей раз «золотой» не подвел – информации оказалось изрядно. В поселке жили аж четыре лицензированных судоводителя. Имелся и пункт базирования в виде причала, оборудованного необходимым для заправки. Чего и сколько там стояло – выяснить не удалось. По словам обслуги, обычно там всегда торчали прогулочные суда, уходившие в порт только для длительной стоянки.
Мелькнула идея пригласить командира группы недовольных, показать ему маршрут, вручить автомат и предложить сбегать в порт. Мысль пришлось оставить – требовался результат, а не подстрекательство к самоубийству. Хотя что греха таить – хотелось.
Вопрос с судном мы отложили на потом – сперва следовало раздобыть и уломать капитана. Убедительности в виде оружия, денег и горячего желания покинуть берег имелось в избытке. Теперь осталось найти, кому изложить аргументы.
В поселок пошли втроем – я, Саныч и местный, которого он кликал Махмудом. Памятуя Сирхаба, я уточнил:
– Махмуд?
Смуглый парень ослепительно улыбнулся, демонстрируя прямо-таки акулий оскал. Так и не понял – это значит «да»? По крайней мере, на Махмуда он среагировал. Возможно, причина энтузиазма и согласия отзываться хоть на «Шарика» – деньги. Перед выходом ему сознательно продемонстрировали кучу наличности – на будущих переговорах заинтересованный свидетель не помешает. Не тащить же деньги с собой? Наше слово у местных не котировалось. По крайней мере, теперь он мог искренне заверить капитана, что обещанное бабло существует. Ну и для повышения энтузиазма – пообещали процент.
Пополнив перед выходом запас патронов, сигарет и коньяка, я захватил бинокль и карту, держа в уме мысль изучить окрестности. Соломенный стетсон и темные очки завершили экипировку. Полюбовавшись на отображение в тонированной витрине, я хмыкнул – «дон Педро идет на войну».
Саныч покрылся потом, едва ступив за порог отеля. Махмуд как местный – вообще не прореагировал на тридцатиградусный температурный перепад. Что до меня – хоть и не люблю жару, но переношу ее довольно спокойно, проведя полдетства в Средней Азии, куда меня, еще в советские времена, отсылали к родне, на каникулы. Детство кончилось, страна распалась, родня перебралась в Россию. Мне осталась привычка к жаре и зеленому чаю.