А что плохого, что использую врагов революции для своего полового удовлетворения? Мы им служим, пусть и они нам послужат, хотя бы в качестве сырья для строительства нового мира. Хватит уже жрать нашу рабочую силу.
Мне кажется, Капелюхин тоже меня бы с удовольствием вычистил. Но меня не за что, я всей душой и телом предана красному делу. Кем бы я была без революции? Просто и безыдейно находила бы удовлетворение своим страстям?
А сейчас? Товарищ Бернштейн хочет продвигать меня вверх, к более высоким ступеням руководства. Капелюхин как-то донес ему, что я часто ношу два деревянных отполированных шарика соединенных медной цепочкой во влагалище. Но товарищ Бернштейн вызвал нас обоих, сообщил прямо при мне о капелюхинском доносе на меня и спросил о шарах, правда ли. Я сказала, что правда, что с ними я лучше себя чувствую. На что товарищ Бернштейн сказал Капелюхе, что раз революции это не вредит, пусть носит свои шары.
А Капелюха потом забегал вперед в коридоре и все говорил, что он обязан был предупредить руководство обо всем, что кажется ему подозрительным и губительным для нашего дела, но что как работника и товарища он уважает меня и ценит. Но он предполагал, что эти мои шары, которые я однажды вводила прямо при нем, надеясь шокировать его, что, мол, эти шары являются признаком буржуазного разложения. И он рад, что ошибся.
А товарищ Бернштейн заинтересовался мной, говорил о том, не тесны ли мне рамки моей работы, что я - новая модель свободной коммунистической женщины, которая не стесняется вопросов пола.
Спросил меня про происхождение.
Происхождение у меня то, что надо. Отец чернорабочий, пил и бил мать. Жили мы тогда в городской слободе. Я, кстати, рано начала интересоваться половыми вопросами. Подсматривала, как отец с матерью делают супружеские дела. Я была длинная, голенастая девочка, ловила мальчиков и девочек чуть помладше меня и водила в кусты под речкой, заставляла их снимать одежду и показывать мне свои "игрушки". Я ходила по улицам и зачарованной смотрела на случку собак и быка с коровой, представляя, как красный и блестящий орган животного мог бы входить в меня.
Так прошло несколько лет. Я научилась заниматься рукоблудием. А в один прекрасный день меня изнасиловал пьяный отец. После того случая я начала ходить к студентам. Они, в перерывах между случками, приобщили меня к революции. Я начала потихоньку понимать, кто виноват в моем несчастном положении. Я стала читать книги, самообразовываться. Пошла работать, училась.
Так что, товарищ Бернштейн, с происхождением у нас все в порядке. Не подкачало.