Легкие горы (Михеева) - страница 19
Динка молчала. Герка был важный и смешной.
– А ты чего здесь? Ну, делаешь-то здесь чего, в лесу?
– Так… – растерялась Динка, – гуляю…
– Ага, – встрял Владик, – мы тоже гуляем, смотрим, какие деревья кто пометил…
Динка не поняла, что такого Владик сказал, только Герка как заорет на него:
– Ты чего? Чего ты треплешь, а? Просят тебя, да? Молчи, пока я тебе… – Он схватил брата за шиворот и потащил прочь от Динки и все что-то говорил, только уже не громко, а сквозь зубы.
Владик не сопротивлялся. Динка подумала сначала, что они какие-то странные, а потом, что у них есть секрет, а Владик чуть не проболтался.
«Ничего, – подумала она, – послезавтра приедет Юрась, и мы с ним всё узнаем».
Вечерние сказки
Вечером Динка укладывается спать так: сворачивает покрывало, кладет его себе в ноги, взбивает подушку, подражая бабушке Тасе, укладывает рядом с подушкой зайца. Потом забирается под одеяло и сворачивается калачиком. Просит бабушку рассказать сказку. Читать бабушка не может, глаза видят плохо.
– Да, я, Диночка, и сказок-то не знаю… Что тебе рассказать?..
– Расскажи про маму, как она была маленькой, – решается Динка спросить о заветном. И тут же ей кажется, что она обидела бабушку. – Или про себя. Расскажи про себя.
– Да что про себя… – теряется бабушка, но тут же начинает рассказывать, присаживаясь на высокую Динкину кровать.
– Я в хорошей семье росла. И мамочка у меня хорошая была, и папа, да еще два брата старших, и сестра. Я самая маленькая у них… Если бы не война… Все война у меня унесла, и родных, и Васеньку.
– Какого Васеньку?
– Мы в одном классе с ним учились. Он такой был… глаза синие-синие, сам худенький, он спокойный был, добрый… Его матушка сильно меня не любила. – Бабушка Тася комкала в сухих пальцах юбку на коленях. – Все думала, я обмануть его хочу, женить на себе. Они богатые были, дом на четыре окна, пятистенок. Один он у них был. Крепко меня любил. Такого больше не было. – Бабушка Тася вздохнула и замолчала надолго. – А потом война. Сначала-то ничего, мы в школу ходили, фронт далеко, никто из наших еще не погиб. А уж в сорок третьем ушел он. А мне-то, что мне, шестнадцати лет не было. Я на заводе работала да вечером еще в типографии. Все ждала его, ждала. Я все думала: любовь всего сильнее. Даже войны. Мне только обидно было, что матушка его меня не замечает, будто не знает, что мы с ним дружили. А чего не знать-то? Вся деревня знала.
Пожениться мы не успели. Сбежал на фронт он, значит, в сорок третьем… Ну кто нас поженит? Нам же восемнадцати нету… А я говорю: мне все равно. Какая разница, если мы любим друг друга? Матушка его меня на порог не пускала. Такие мы с ним были, – коротко рассмеялась бабушка Тася в темноту, – я его утешаю, он меня: все, мол, устроится, обвыкнется матушка… Ну, потом он уехал.