По дороге Юрась рассказал, что они с Геркой еще с детского сада на Круглой поляне играли в пиратов. Каждый выбрал себе сосну – корабль, а лес вокруг будто море. Ну, сражения всякие разыгрывали, приключения, открытия, клады искали. У них все там по-своему называлось: Сухой остров, бухта Старого Пирата, самая большая сосна была Маяком… А на одной сосне штаб устроили: положили на ветки три доски – будто палуба получилась, там друг другу разные шифровки оставляли.
– Потом Владька в школу пошел, мы его тоже в капитаны приняли…
– А меня? – вскинула глаза Динка.
Но Юрась потемнел лицом. Промолчал. Вырубили. Всю Круглую поляну вырубили. И Геркину «Чайку», и Владькину «Эспаньолу», и Юрасиного «Дельфина».
– Я не знаю, Юрась, я не посмотрел на корабли, может, не успели… Но бухту – точно.
Вот и лес. Динка идет, на ходу касаясь раскрытой ладонью каждой сосны.
– Мы еще давно поняли, что не так что-то, мы метки увидели, – насупленно сказал Герка. – Только я сначала думал, что отец рубит. Мы с Владькой даже следить за ним начали, думали, это он деревья метит… Помнишь, мы с тобой тогда встретились? – сказал он Динке. Она кивнула: помнила. – А оказалось, совсем не он. Не он, ну и забыли про это дело, а сегодня – вот…
Динка отдернула руку. Кожей пальцев вдруг ощутила не теплую, будто замшевую кору сосны, а холодное, чужое пятно краски на дереве. Краска была страшного, грязно-синего цвета. Динка даже вскрикнула. Метка стояла на ее сосне.
– Маяк, – вздохнул Владик.
Шаг, еще шаг, еще… Динка наизусть знала, что до волшебной поляны с девочками-сосеночками тридцать шагов от ее сосны. Динка шла зажмурившись. Она все уже поняла. На каждом дереве здесь стояли безобразные синие метки.
– «Дельфин» жив, Юрась, – сказал Герка.
– Вижу. И «Чайка».
– И моя тоже! – даже гордо как-то сказал Владик.
Старые мшистые сосны расступились, открывая светлую, почти круглую поляну. Щепок было так много, что травы не разглядеть. Из щепок торчали четырнадцать пеньков.
Необыкновенные сумерки в Легких Горах. Динка лежала на своей высокой пружинной кровати у окна, смотрела на небо. Оно было такое легкое, будто кто-то выплеснул в синеву вечера ушат холодной родниковой воды. Мерно звенел колокольчик на шее у Муськи, коровы Мироновых. Юла чесала ухо на пороге. За стенкой тихо переговаривались.
– Нервное, Катюш, не переживай, – это Света.
– Нет, ну такой припадок… – это тетя Аня. – Я так испугалась. Кать, а у нее все с нервами в порядке, ты узнавала? Может, это наследственное? А вдруг это что-то серьезное?
– Перестань, Аня! – сказала мама. – Просто она… очень впечатлительная, а тут… Да что там! Я сама готова реветь, как представлю! Помнишь, Свет, как мы с тобой эту поляну нашли? Тогда еще там только поросль была, все сосенки одного с нами роста…