«Ирония в том», – продолжала Гиневьева. – «Что если бы сейчас в моем распоряжении были лук и стрелы, я выпустила бы стрелу вам между глаз еще до того, как вы договорили бы. Жена и мать – не единственные мои таланты. У меня есть и другие таланты, которые я с удовольствием продемонстрировала бы на вас».
Потрясенный Альтфор смотрел на нее.
Затем, когда, казалось, прошла целая вечность, он улыбнулся.
«Они и правда тебя недооценили», – ответил он. – «Мой брат схватил тебя как развлечение, от которого он бы избавился до конца дня. Очевидно, он и понятия не имел о том, кого он выбрал».
Альтфор окинул ее другим взглядом с ног до головы. В этом взгляде ясно читалось уважение и даже, возможно, восхищение. Гиневьеве не понравился этот взгляд. Она бы предпочла, чтобы он смотрел на нее только с презрением.
«Я выше тебя по положению», – продолжал он. – «Но я вижу в тебе что-то. Мой брат выбрал тебя по ошибке, я же выберу тебя по собственному желанию. Тебя нельзя убить, если мы хотим успокоить крестьян. Но я не могу освободить тебя после всего того, во что ты была вовлечена, хочу я этого или нет».
Альтфор вздохнул.
«Поэтому я женюсь на тебе», – заключил он, словно торговался на рынке и решал, купить ли особенно прекрасную овцу на ужин.
Гиневьева уставилась на него в изумлении.
«Считай, что тебе повезло, что я нашел тебя сегодня здесь», – продолжал Альтфор. – «Многие женщины в этой стране отдали бы все за возможность стать моей женой, но ты победила. Считай себя счастливицей. Ты войдешь в благородную семью, я решу этот вопрос от имени своего отца и восстановлю мир с крестьянами. Мы оставим это неприятное дело в прошлом ради наших семей и ради нашего королевства».
Пока он говорил, Гиневьева чувствовала, как жизнь медленно ускользает от нее, ее тело немело от потрясения. Она не была удивлена тем, что он получит ее. На самом деле, она думала, что он изнасилует ее и станет мучить, если не убьет. Ее удивили его слова. Какими возвышенными, какими изящными они были. Он сделал ей комплимент, когда от него этого не требовалось. Он даже говорил о ней с восхищением. Он возьмет ее не как игрушку, как она думала, а как свою жену, как члена своей семьи, как дворянку.
Разумеется, все это было в высшей степени оскорбительно, учитывая то, что они сделали с любовью всей ее жизни, с человеком, которого она любила больше всего на свете. Но больше всего Гиневьеву беспокоило то, что в этом так же было кое-что лестное. Ей этого не хотелось. Было бы легче принять это как наказание. Несмотря на свои чувства, несмотря на свою сильную ненависть к нему, несмотря на желание вонзить кинжал в его сердце, Гиневьева вынуждена была признаться самой себе, что в глубине души какая-то часть ее поражена им и даже восхищена. Несмотря на свое высокомерие, он вылеплен из совершенно другого материала, чем его брат. Разница была поразительной, и это полностью застигло ее врасплох.