В отличие от меня, свесивший голову Старков не видит, что на лице Чернышева вспыхивает изумление пополам с торжеством. Спустя миг Олег Иваныч спокоен как айсберг и продолжает допрос.
– Ну вот и хорошо. Давай, рассказывай.
– Я когда прочитал статью об этих террористах в «Русском голосе», стал прямо сам не свой, – прижав к груди кулаки, причитает Люлек. – Такая крутая тема, блеск! Ну, начал Пугина доставать, чтоб он помог их надыбать. Ну, короче, Пугин по секрету мне признался, что он это все сам выдумал. Из головы, понимаете? Андрюха вообще большой стебарь по жизни, у него много было таких вот интервьюшек, про вампиров, летающие тарелки, всякую прочую лажу… А я решил тогда, что слеплю передачу с каким-нибудь своим другом, чтобы он изобразил террориста. Попросил Стаса, он в студии раньше занимался, при Русской драме, артистом стать хотел, только им платят херово, и он в ди-джеи подался. Ну, он согласился мне подыграть. Прикинулся террористом, всего делов. Ржал еще, что если посадят, чтоб я ему на зону травку посылал.
– Кто еще об этом знает?
– Никто. Стас и я. Леха-оператор не в курсе, Стаса он только со спины видел.
В повисшей густой и длинной тишине мне вдруг хочется громко заржать. Нервишки расшалились.
Люлек громко шмыгает.
– Вы никому не скажете, Олег Иваныч? Пожалуйста. Меня ж с говном съедят.
– Да кому ты нужен… – возражает брезгливо Чернышев. – Ладно, давай, выкатывайся. У меня тут дел невпроворот.
Встав со стула, Старков мнется в нерешительности.
– А как насчет работы? – интересуется он.
– Брысь. Понадобишься, вызову.
– Олег Иваныч… – Люлек порывисто прижимает обе руки к груди. – Вы не могли бы?..
– Чего тебе? Рожай быстрей.
– Олег Иваныч… Вы мне одолжить не могли бы?.. Хоть полсотни латиков… Пожалуйста…
– Сейчас не могу. У самого сейчас проблемы. Позвони через недельку-другую.
Старков обескураженно моргает, мнется, взявшись за ручку двери, но не спешит выметаться из кабинета. Чернышев демонстративно раскрывает папку с бумагами, холодно цедит:
– Давай-давай, топай.
– До свидания…
Вытаскиваю еще одну сигарету и разминаю. Набита она полусырым самокрутом, а на пачке никаких акцизных марок, ни латвийских, ни российских. Чистейшей воды контрабанда.
– Обмудок хуев, – всердцах говорит Чернышев, когда Люлек затворяет за собой дверь кабинета.
– Наркоман? – интересуюсь я, прикуривая.
– Угадал. Начал с травки, перешел на марочки, а теперь сел на иглу, крепко сел. Хрен ему в зубы, а не полсотни. Размечтался, тоже мне…
Олег брезгливо морщит нос.
– А насчет интервью ты знал, догадывался, блефовал?..