А вот вторую волну встретил обещанный Батонычем своему штабу «сюрприз». И на строго выдерживавшие строй девятки «Ю-87» внезапно повалились, звонко завывая моторами, краснозвездные истребители авиационного прикрытия, всеми правдами и неправдами стребованного Владимиром Петровичем в штабе фронта. Ну, если уж честно, не совсем в штабе, а на, гм, куда как более высоком уровне, но какая, собственно, разница, если прилетевших без собственного сопровождения фрицев разнесли в хвост и в гриву? Так разнесли, что на аэродром базирования вернулась от силы половина? Да и наши пилоты в очередной раз потренировались…
Глядя на очередной падающий «Юнкерс», вошедший в последнее в своей жизни пике – или, правильнее сказать, штопор, вон его как, бедолагу вокруг себя крутит, только какие-то лохмотья от плоскостей в стороны разлетаются? – Бат грустно усмехнулся, внезапно вспомнив Виталькиного знакомца, комэска Захарова. Того самого, которого они с Дубининым в условиях жесточайшего цейтнота (в смысле под обстрелом немецких танков) грузили в транспортный самолет вместе с документами для Виссарионовича. Где-то он сейчас, летун? А ведь вполне возможно, что в кабине одного из этих истребителей! Парень-то боевой, вряд ли где в тылу отсиживается – не тот человек. Да и Сталину не с руки его от фронта прятать – что он эдакого видел, собственно? Как грузили из невиданной машины непонятные коробки? Жаль, не помнит, как парня звали. То ли Сашка, то ли Лешка? Дубинин бы точно вспомнил, у него память молодая, не чета ему, уже практически старперу… Сплюнув с досады, Владимир Петрович поправил шлемофон и полез в башню. Ну и чего, собственно, в ностальгию с прочим самосожалением ударился, что, больше заняться нечем? Да и стариком он себя уж точно никак не ощущает, ни морально, ни физически.
Скорее, наоборот: со всеми этими ПЕРЕМЕЩЕНИЯМИ вроде как даже помолодел, что ли… Гаврилов хотел было что-то спросить, но вовремя уловил настроение командира и торопливо проскользнул на свое место. Над головой приглушенно грюкнул, закрываясь, люк. Лязгнули, входя концами в пазы верхнего погона, запорные планки замка.
– Экипаж, внимание. По местам. Матвеич, готов? Поехали…
8 августа 1941 года, окрестности Минска
Сначала мы услышали лишь слитный рокот канонады, приглушенный расстоянием, затем стали различать уже отдельные, самые мощные взрывы. Все чаще и чаще гудели над головой моторы самолетов, и наших, и немецких. Порой сверху доносился звонкий стрекот пулеметных очередей – где-то неподалеку шли воздушные бои. А однажды мы даже наткнулись на место падения одного из самолетов, судя по застрявшему в ветвях могучей сосны хвосту со свастикой на киле, фрицевского истребителя. Искать среди обломков что-то ценное, вроде укладки с пилотским НЗ, смысла не было: потеряв при ударе о деревья обе плоскости, самолет врезался в землю и взорвался, разлетевшись клочьями изорванного дюраля. Хорошо, хоть лес не подпалил, видимо, бензина в баке уже не было, не хватало нам только от лесного пожара драпать.