Ведомая неизречённой мечтой, губерния Плотникова преодолевает свои географические границы, разрастается до морских и космических пространств: "Мы с вами космические люди! Наша с вами губерния плавает в океанских пучинах!". Губернские пассионарии, вкладывая свой труд в космические спутники, подводные лодки, нефтепроводные трубы, выходят на передний край обороны в Сирии и Новороссии.
Губерния становится завязью, из которой возникнет прекрасный и благоухающий имперский цветок. Губерния хранит имперское ядро, укрепляет имперский кристалл. Губерния созидает особую империосферу.
Империосфера
Империя необъятна. Её историю, географию, язык невозможно во всей полноте уложить в учебники, атласы и словари. Какую бы вершину для обозрения ты ни выбирал, на какое расстояние ни отходил — не охватит Империю ни взгляд суетный, ни мысль праздная. Факты, статистика, физика здесь бессильны. Они лишь дробят Империю, заставляют концентрироваться на деталях и частностях, лишая представления о целом, мощном и великом.
Империя — это держава на ладони Вседержителя. Это Вселенная, в которой смыкаются сфера земная и сфера небесная, образуя империосферу. Именно сферическим зрением можно постичь суть Империи, узреть, где и как концентрируются пространство и мысль, дух и творчество, народ и слово: "Русские люди знают о мире такое, чего не знают другие народы, мудрые, образованные, многоопытные". Русские несут миру "непрерывную проповедь добра, справедливости. Непрерывную молитву о спасении всего рода людского, всего живого. И цветка, и птицы, и звезды небесной. Наш русский язык обладает такими волшебными свойствами, такой музыкой, таким таинственным трепетом, что удаётся назвать невыразимое, ощутить недоступное, понять непостижимое. Русский язык, как рыбакам сети, вылавливает из мироздания истины, которые таятся там безымянные и неуловимые. Оттого русские такие душевные, наивные, верящие, сочувствующие всему живому, жертвенные и неодолимые".
Время, пространство и материя в империосфере преобразуются. Они проникают друг в друга, изменяют свою природу. Пространство длится во времени, время обретает плоть, смещаются границы между живым и неживым: "На этом железе незримо записаны наши мечты, упования и молитвы. В трудах и тратах мы одухотворяем железо, одухотворяем землю, которую нам вручила судьба. И в этом наша вековечная русская забота, вековечное русское дело. Превращать тьму в свет. Непосильные тяготы и горючие слезы в немеркнущую Победу".
Так в металле бьётся сердце птицы, угодившей в плавильную печь: "Птичье сердце станет биться в громадной стальной магистрали, соединяющей континенты". Человек в труде сливается со своим творением, продолжается в нём. Эта органопроекция во сто крат увеличивает силу, выносливость и скорость бытия народа: "Плотников жадно ловил момент, когда электрод касался детали, и в этой мгновенной вспышке, в голубой звезде человек соединялся с машиной. Ум человека и его душа, его судьба и любовь, его рождение и неизбежная смерть передавались машине, оживляли, очеловечивали. Плотникову казалось волшебным одухотворение машины. Бездушная, неодухотворённая, она была способна на чудовищные злодеяния. От неё погибали города, умирала природа. Государство, будучи непомерной машиной, не одухотворённое любовью и верой, становилось ужасным злом. Истребляло соседние страны, угнетало народы, было бедствием для собственных граждан. Плотников мечтал о цивилизации машин, одухотворённых возвышенным человеком".