Не сразу поверил, что моя выставка ( "Тихая моя родина", СПб, 2014 год — "Завтра" ), развернутая в залах Русского музея в Петербурге, приглашена в залы Академии изящных искусств Пекина, академии, как выяснилось, связанной с именем великого Ци Байши, того самого Ци Байши, который в годы далекой юности произвел на нас какое-то особое впечатление. Мы с Левой Пылаевым, ученики московской средней художественной школы, только начинавшие осваивать само понятие "художник" и мир искусства, увлечены были попавшимися нам маленькими книжечками о китайском художнике Ци Байши и переводами древних китайских поэтов. Сейчас можно только удивляться, что эти книжки появились у нас в годы войны, и мы тогда уже могли познакомиться с поэзией Ван Вэй, Ли Бо и Ду Фу. На всю жизнь запомнились поэтические образы пейзажа: "Дождь кончился, и в дымке голубой открылось небо дивной чистоты", "Плывут облака отдыхать после знойного дня". Что-то было общее между этими поэтами и Ци Байши. Этим общим было их отношение к природе: к земле и небу, к цветам, травам, стрекозам, лягушкам и всему сущему на земле. Поэзия всегда была связана с природой, и нам казалось, что надо искать дорогу свою здесь, в жизни природы…
Много прошло с тех пор лет — жизнь. И вот, преодолев частокол организационных неурядиц, существующих, к сожалению, у нас, и пороги, всегда возникающие на пути, и тысячи километров, выставка моя оказалась в Пекине. Первое желание — поздороваться с Ци Байши. В зимнем саду Академии, в том зеленом и светлом мире растений, птиц и рыб, который так любил и так мастерски изображал Ци Байши, стоял его бюст,
В залах, предоставленных для моей выставки на 1-м и 2-м этажах, еще перекрашивали стены, а на 3-м и 4-м — была экспозиция произведений Ци Байши, где я и увидел подлинные работы великого мастера. Первое, что меня поразило, — ощущение жизни природы. Словно ты оказался среди высоких трав цветущего поля с бабочками, кузнечиками и стрекозами. Какая точность рисунка, какая колористическая гармония, какая строгая и, вместе с тем, легкая, тончайшая композиция листа! Недаром Ци Байши говорил: "Чем тоньше — тем лучше". Меня покорило его стремление к созданию образа, а не к перечислению всех деталей.Не рисовать с натуры всё, что видит глаз, изображать лишь главное, а не добиваться подобия.
Ци Байши стремился соединить изображение и слово, зрительный и поэтический образы, в каждый свой лист он включал поэтические и философские изречения, поясняя то, что он изображает, и эта его особенность, теперь я думаю, незаметным образом оказала и на меня влияние. Искусство Ци Байши — это особое искусство, не соответствующее сложившимся у нас представлениям о картине, непривычное для европейского глаза, но оно имеет притягательнейшую силу. Это искусство совсем другое, я к нему почувствовал какое-то внутреннее расположение, оно трогает душу. В листах Ци Байши — понимание природы, красоты её, художником-крестьянином, который, благодаря своему труду, находится с ней в живой связи. В свое время Пикассо выражал удивление, почему китайские художники едут учиться в Париж, ведь китайские картины и так поразительны. Говорили, что он высоко ценил Ци Байши, и как-то на приглашение приехать в Китай, улыбаясь, ответил: "Я боюсь ехать в вашу страну, ведь в Китае есть Ци Байши". И тот, и другой в то время изобразили голубей как символ мира, и Премии Мира был удостоен китайский художник.