Расстояния не измерить, но кристально-чистый рассвет,
Возможно, и станет рождением нового мира,
Заряженный пистолет — единственный верный ответ.
Гибель богов и невозвращенье кумиров…
А наши длинные дни — бредут в переходах метро,
Зажигаются огни пустынных улиц.
Из лабиринтов квартир, из перекрёстков дворов,
А мы с тобою всё-таки вернулись…
Галантный век на русский лад
Галантный век на русский лад
Галина Иванкина
17 марта 2016 1
Галантный век Фёдор Рокотов Культура Общество
О выставке Фёдора Рокотова в Третьяковской галерее
"…Со славой красных каблуков
И величавых париков…"
Александр Сергеевич Пушкин
Глядя на работы Фёдора Степановича Рокотова, невольно размышляешь о том колоссальном рывке, который сделала Россия в XVIII столетии — политика, наука, искусство. Перед нами поэты и драматурги, военачальники, вельможи и, наконец, правители — увенчанные пудреными париками с версальским шиком и русским размахом. Их жёны, дочери, племянницы — эфирная прелесть, лукавые полуулыбки, глаза с поволокой, розы на корсаже, игривые локоны… Это всё — фасад, портретная галерея славы. Однако именно Россия опробовала на себе все прелести жанра — от фарфора и маскарадов до академических диспутов и утопий, посвящённых "умягчению нравов общественных". В XVIII веке мы не только догнали Европу по многим пунктам, но даже где-то и перегнали её. Одни историки говорят, что мы стремились встать не просто вровень с Парижем, но сделаться сверхрафинированными парижанами, перенимая и хорошее, и скверное с восторженностью дикарей. Другие утверждают: мы вернулись в лоно общей культуры с её античным наследием и философским складом ума. Истина, как всегда, где-то посередине: Московия довольно быстро переоделась в платье на фижмах, оставаясь, меж тем, своенравной боярыней. Волнующая пограничность и есть суть нашей цивилизации. Особенно это касается XVIII столетия, когда и для европейца многое было внове — эпоха уж больно вертлява и взрывоопасна. На Руси всё экстремально, и раз уж век галантен и просвещён, то сие станет программой-максимум, а минимум нам неинтересен.
Период просвещённого абсолютизма и восхваления философов на троне! На деле же, их можно пересчитать по пальцам одной руки: Фридрих Великий, Иосиф II, Густав III и, разумеется, наша матушка-Екатерина. Остальные европейские монархи, вроде Людовика XV или Георга III, для этой роли, мягко говоря, не годились. Для того, чтобы считаться просвещённым монархом, явно недостаточно иметь многотомную библиотеку, изящно танцевать и строчить причудливые мадригалы. Каковы же критерии? Всесторонняя, энциклопедическая образованность должна соседствовать с умением применять эти знания на практике: просвещённый государь не токмо идеален сам, он ещё и печётся об исправлении привычек и характеров. Он показывает своим подданным путь к светлому будущему (тогда был в ходу термин "общественное благо"), которое возможно в тесном союзе эталонного венценосца с таким же эталонным обществом. Самодержец-просветитель ведёт определённый образ жизни. Его бытовая личная скромность и неприхотливость должны служить примером для человечества. Он обязан быть прост и мягок в обращении, ни в коем разе не заносчив. Так, Екатерина в своей повседневной жизни одевалась неброско и рационально, облачаясь в роскошные платья в дни торжеств. Она же — философ на троне. Фёдор Рокотов пишет Екатерину Великую в моменты политического триумфа — она сама выбрала мастера, её не устроила манера всемирно известного шведа Александра Рослина. Тот, по словам самой императрицы, изобразил её "наподобие шведской кухарки". Екатерина в исполнении Рокотова — здоровая, бодрая женщина с невероятным запасом витальности, но вместе с тем горделивая, отстранённая. То был идеал классицизма: прекрасное должно быть величаво. Рослину не удалось найти тонкую грань: он слишком буквально понял культ Природы, царивший тогда в умах образованного сословия, — оттого и получилась Köchin, а вот бывшему крепостному Рокотову многое удавалось.