Дюшан осуществил мысль Гегеля о том, что, поскольку искусство вступило в полосу своего заката, постольку оно должно исчезнуть. Он стёр границу между искусством и неискусством. И выставил на всеобщее обозрение писсуар как своё произведение. Поллок сначала помогал мексиканскому социалистическому реалисту Сикейросу, потом, после запоя, попал в психбольницу, где перенёс свои кошмарные видения на бумагу. В конце концов он изобрёл дриппинг — разбрызгивание краски на холсте. Главное в его живописи, по словам Розенберга, — случай. Первую и посмертную выставки Поллока спонсировало ЦРУ. Впоследствии одна из таинственных картин Поллока под названием "№5" была продана на аукционе за 140 млн. долларов. Ротко с картинами из двух и трёх монотонных полос возили в Европу, чтобы показать европейцам метафизическую глубину американского искусства.
Гринберг, как исторический материалист, не понял абстрактную живопись. Он думал, что всё дело в исторических обстоятельствах, в классовой расстановке сил. Что на самом деле в абстрактной живописи мы видим краски на холсте, что искусство — это непосредственное восприятие, голая чувственность. Но дело не в том, что мы видим видимое, а в том, что мы видим невидимое. Ведь искусство — это остывающее мистериальное действие. Для изображения видимого краски являются непозволительной роскошью. Взгляд первобытного художника открыл нам плоскость и форму. Нарисованный им бизон — это не бизон, а радость локализации объёмного трёхмерного предмета на двухмерной плоскости, то есть полагание предмета и одновременно воспринимающего его сознания.
Теоретики абстрактной живописи Гринберг и Розенберг полагали, что абстрактная живопись насквозь демократична и уже сама по себе дышит свободой, что, как они думали, является её достоинством и преимуществом по отношению к классическому искусству. И одновременно они сделали абстрактное искусство идеологическим орудием в борьбе с Европой и особенно с Россией. Америка хотела доказать, что у неё есть настоящее искусство, а не какие-нибудь ремейки европейской культуры. И им это удалось сделать.
Композиции
Кандинский не был мальчиком-вундеркиндом с аутистической способностью к вычислениям. Он, как Ван Гог или Гоген, бросил всё и неожиданно для всех стал заниматься искусством уже в зрелые годы. Ему 30 лет, он юрист, экономист. Его интересуют вопросы труда и заработной платы. В Дерптском университете ему предлагают должность профессора. А он уезжает в Германию учиться живописи. Его ранние работы восхитительны. Многим до сих пор нравятся его "Певица" и "Прощай". Но Кандинский не художник, а мыслитель. Это, конечно, не Соловьёв и не Флоренский. Кандинский не мыслит понятиями и не мыслит образами. Он, как Менделеев, мыслит таблицами, думает композициями. И этим отличается от американского авангарда, который не думает, а чувствует.