Я патриот.
Я воздух русский
Я землю русскую люблю!
Тоже как паровозик? Такие вот горе-специалисты препятствуют публикации в России стихотворения Иосифа Бродского "Народ", посвященного русскому народу, считая его всего лишь "паровозиком".
Живой сельской жизни у Рубцова он тоже не видит, население в деревнях у поэта немногочисленно и молчаливо. И вообще, по мнению Шнейдермана, Николай Рубцов ненавидит русскую деревню, взаимно и в деревне все не любили Рубцова.
Но еще глубже проваливается поэт,— утверждает автор, — когда обращается к русской истории, которую и не знает, и не любит. "Рубцов не имел страсти к истории, того глубокого интереса к ней, переходящего в ее глубинное понимание, какой, к примеру, лежит в основе живых, оригинальных стихов на древнерусские темы Виктора Сосноры". Надо же, и "Видения на холме" бездарны, и "Шумит Катунь". Оказывается, поэт не ощущает прошлого России, а описывает его лишь по приказу Вадима Кожинова.
Кожинов в представлении не только одного Шнейдермана, но и Владимира Новикова, профессора МГУ, кстати и того же Валентина Сорокина, становится некой мифической демонической фигурой, повелевающей всем поэтическим миром России. По его приказу поэты меняют темы, взгляды, жен и даже национальности. Конечно, авторитет у Вадима Валерьяновича был велик, но не до такой же степени? И вряд ли он повелевал историческими темами в поэзии Николая Рубцова.
Для меня интересны и примеры влияний Пастернака, Блока, Бродского, я бы и сам мог продолжить этот ряд. Ну что в этом плохого? Все поэты во всем мире заимствовали друг у друга и темы, и сюжеты, и фамилии героев, и удачные рифмы. Маяковский даже покупал рифмы. Но все равно в стихах оставался Маяковским, а Есенин — Есениным. И Николай Рубцов узнаваем во всех перечисляемых Шнейдерманом примерах заимствований. Вообще, это плохо или хорошо : центонность поэзии, включение мирового контекста в свой поэтический мир? В своих обвинениях Шнейдерман начинает путаться: то Николай Рубцов и книжки в руках никогда не держал, и литературу плохо знает, то заимствует темы и сюжеты, рифмы и созвучья у десятков лучших поэтов России. Да написал бы сам Шнейдерман хоть десяток стихов рубцовского уровня, чтобы зазвучали они по всей стране — стали бы мы допытываться, чье влияние чувствуется в стихах? Вот Иосиф Бродский прямо заявлял, что многому учился у Евгения Рейна, но почему-то нобелевскую премию дали не Рейну, и слава у Бродского иная, чем у Рейна.
Самое мерзкое в книге, конечно, не исследования, а выводы, обвинения, кидаемые в адрес великого русского поэта. Эпигон, вторичный, нетребовательный к себе поэт, перепевает сам себя, устаревший, малообразованный, унылый и безрадостный, нежизненный, автор мертвых образов, игрушка в руках славянофильствующих политиков. И так далее. Его внутренний мир был не интересен "широко образованному" Эдуарду Шнейдерману.