Мама целовала и обнимала меня на сон грядущий (а также, внепланово, по сто раз в день). Мама будила утром и помогала собраться в школу. Она ездила со мной по магазинам, покупала мне одежду, обувь. Она стирала и гладила мою школьную форму, нашивала наутюженные белоснежные воротнички. И, упаси боже, если мне случалось ушибить ногу, поцарапаться, повздорить с кем-то из детей на улице, мама мчалась мне на помощь быстрее стрелы. Мамочка – была, есть и будет – мой свет в оконце, мой уют, мой покой, мой стержень жизни и источник любви и тепла.
– Все еще есть.
– Конечно. Только теперь я люблю ее не как ребенок, а как взрослая девушка.
– Все еще больше всех на свете?
– Мама вне конкуренции.
– А папа?
– Папа… папу, конечно, я тоже люблю. Даже несмотря на то, что он нас всех увез, изуродовал мою жизнь… Даже если забыть об этом… Я очень мало в детстве видела папу. Мое первое воспоминание о нем: какой-то чужой дядя с огромным чемоданом пришел к нам в дом и почему-то пытался отнять меня у мамы. Я отбивалась руками и ногами, плакала, не хотела идти к нему ни в какую. Боялась его. Он мне казался страшным, чужим, непонятным. Это было тогда, когда папа вернулся из Москвы домой, после защиты диссертации, мне было три года. До этого я папу совершенно не помню. Постепенно я стала привыкать к чужому дяде, хотя долго еще не была согласна с высказываниями окружающих, что детям нужен отец. Что люди все говорят «отец, отец»? Нам и без отца было хорошо, нам хватит и одной мамы! – думала я. Позднее, он читал мне сказки Пушкина: «О царе Салтане», «О мертвой царевне и семи богатырях», «Сказку о рыбаке и рыбке». Как сейчас помню, он любил декламировать вслух:
Там лес и дол, видений полны;
Там о заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой…
Весь день, как правило, папа был занят наукой: либо преподавал в университете, либо сидел у себя в кабинете наверху и все время что-то писал. Когда папа бывал дома, все домашние поминутно цыкали: «Ш-ш-ш-ш! Папа у себя работает!»
Иногда папа водил меня гулять. Почему-то мне вспоминаются по-сказочному уютные зимние вечера: искрящийся под уличными фонарями снег, белая пушистая, как ковер, дорога, пар изо рта, усыпанное звездами темное морозное небо, мягкая тишина и волшебство заснеженного зимнего вечера. Как правило, это бывало часов в семь-восемь вечера, перед сном. Мы гуляли с ним пешком подолгу, и он рассказывал мне про галактики, про созвездия, про Малую Медведицу и Большую.
Чтобы я не упрямилась, а ходила с ним, он придумал для меня такую взятку. Мы шли до «Центрального» гастронома, который находился в нескольких километрах от нашего дома, в самом конце Ленинского проспекта (центральная улица Нальчика), и там он мне покупал ровно сто грамм конфет «белочка» или «мишка на севере». Продавщица в белом халатике и белом колпаке на голове отвешивала нам ровно семь конфет, и мы тут же съедали их с папой на пару, набирались новой энергии и чесали назад домой все это немыслимое для меня, ребенка, расстояние. Зато, когда мы доходили до дома, я падала, как говорили наши, «без задних ног» и спала крепко и сладко. Одновременно папа, целый день сидевший за письменным столом, получал необходимую ему разрядку перед сном, чтобы заснуть без снотворного.