– Да ты там летала в облаках! Ты небось из своей люльки еще вылезти не успела! Вся Москва на наркотиках сидела и сидит! Никто там не курит! Смеешься что ли?
– Сколько тебе лет? – спросила Эдварда Юля.
– Двадцать два! А тебе?
– Ну, девятнадцать, – немного потупившись сказала Юля. – Но это ничего не значит! Я знала многих, кому было и двадцать пять, и двадцать шесть! Там никто не курил!
– А я готов спорить с тобой на что хочешь, вся Москва курила, ты просто не знаешь. Я бы тебя привел в нужные места, если б можно было туда поехать! Я бы тебе доказал!
– А я бы тебе доказала! Я бы тебя привела. Ты бы увидел – там никто не курит!
Езда сумасшедшая. Раскуривание одного косяка за другим, прямо в машине. Хождение по барам. Дриньки.[23] Моя проблема везде со мной. Сижу ли я в баре, посасывая удивительно вкусный коктейль, иду ли вместе со всеми дрыгать телом в чаду светомузыки, вдыхаю ли дым марихуаны, – всюду меня преследует чувство натянутой до отказа неудовлетворенности собой, своей жизнью, всем и всеми, что и кто окружает меня, и в особенности теми, с кем я нахожусь.
Мне противен их этот нарочитый английский язык, где у них по три ошибки в каждом предложении. Мне противен их русский язык, который они коверкают и уродуют, и этот их эмигрантский акцент. Мне противны их уродливые понятия о хорошем времяпровождении и наслаждениях. Противна себе и я сама: за то, что в эту машину угодила, за то, что не могу решиться вернуться обратно в Союз, за то, что дома бросила маленького Сашеньку опять на маму и он, как беспризорник, живет без родителей.
Моя проблема везде со мной. Покидаем один бар, едем в другой. Опять заказываем дриньки. Опять косяки. Опять уезжаем из бара и едем в другой. Так до утра.
* * *
Серое утро. Я сижу в машине у Эдварда, недалеко от родительского дома. Эдвард не знает ни про моего маленького сына, ни про родителей. В машине, кроме нас, никого нет: он всех развез по домам. Эдвард настойчиво пытается взять меня за руку и все повторяет, что хочет зайти ко мне в гости.
– Comon, whats your problem? – говорит мне Эдвард хлипло. – Lets go upsters!
– I cant – говорю я.
– Why you cant? You don’t wanna enjoy yourself?
– No.
– Como-o-on… – он берет меня за руку повыше локтя.
Я отдергиваю руку.
– Я не верю тебе, – говорит он.
– Что?
– Неужели ты меня не хочешь?
Я смеюсь, глядя, как серый край неба заглядывает в душный автомобиль.
– А ты не веришь, что тебя можно не хотеть?
– No, I mean, I am not ugly, right?
– We-e-ell, you are not.
– У меня ничего не торчит, нос там или еще что-то такое. I am not overweight. I am young. Ты молодая девочка, и, если ты не хочешь нормального молодого мужчину, у которого nothing wrong with him, what can one think?