Однако такой инцидент бросал недобрую тень на репутацию дяди Артура, и повторение подобного было крайне нежелательно. Вот тогда-то, реально пережив страх тюрьмы, оказавшись в двух миллиметрах от краха, даже несмотря на то что опаснось миновала, мой дедушка и взмолился.
– Уезжай отсюда, сынок! Уезжай поскорей! Мы-то что? Нам одним со старухой много не надо, мы и на пенсию проживем. Вы бегите из этого бедлама!
– Тебя чуть не посадили в тюрьму! А ты все же хочешь здесь остаться! – говорил папа, возмущаясь.
– Я не могу, сынок… Я не могу бросить Валю… она же останется совсем одна…
– А меня? Меня ты можешь бросить?
– Я не бросаю тебя. Ты сам уезжаешь.
– Но ты же видишь, что надо ехать! Я же не просто так уезжаю!
– Я не могу ехать с тобой, сынок. Прости меня! Может быть, милостив Бог, когда-нибудь… мы все приедем. А пока поезжай ты сам. Бери свою семью и поезжай!
* * *
Однако не тут-то было, папе был дан отказ, и, как я уже говорила, отказывали нам, ни много ни мало, пять лет. Чем больше папу не пускали, тем более сладостными представлялись ему далекие и недоступные тихоокеанские берега свободной Америки. С каждым днем он все больше убеждал сам себя и всех окружающих, что вся жизнь вокруг постылая, гнилая, бесперспективная. В конце концов он дошел до того, что все ему уже стояло поперек горла. Он готов был любой ценой добиться желанной свободы. Помню, как он в отчаянье рассуждал вслух.
– Может, мне бежать одному с моряками, а потом хлопотать оттуда, поднять на Западе шум, чтобы вывезти семью. Если же и это не удастся… – глаза его маниакально блестели нездоровым блеском –…Кто-то сжег себя на Красной площади в знак протеста. Может, просто облить себя керосином и вперед?!
– Это глупо, – отвечала ему мама.
– Да, ты права. Я должен по-другому добиться своего. Я поеду в Москву, к начальнику Всесоюзного ОВИРа! Я дойду до Брежнева! Человек должен быть свободен и имеет право жить там, где он хочет!
* * *
Война папы с ОВИРами города, республики, страны продолжалась несколько лет. Я тогда еще недооценивала силу всепоглощающего страстного желания, я еще не знала, что страстные желания могут творить чудеса. Разрешение на выезд было дано в 1980 году, перед Олимпиадой. Было два условия: первое условие – мы должны покинуть страну в течение тридцати дней, условие второе – вся семья должна уехать вместе, включая стариков.
– То есть, если мы не поедем, не выпустят и вас? – сказал дед, и лицо его стало такого цвета, как асфальт в нашем дворе.
– Да, папа. Пришло время тебе решать. В твоих руках наши жизни: моя, моей супруги и моих двоих детей. Поступай как знаешь.