А как нежно касается он моей руки, увлекая за собой к витрине, так близко от меня говорит что-то. Я киваю головой, хотя ничего не вижу, не слышу, кроме тембра его голоса и сладкого тепла его присутствия рядом. А какая большая волна накрывает все мои внутренности, когда, переходя дорогу, он прикасается ко мне, уберегая от машин, под которые я лезу. А как пробирающе обнимает мою талию его крепкая худощавая рука, пропуская вперед себя в магазин, в кафе!
Помню это ощущение: чего-то одурманивающе-сладостного, с ног до головы меня купающего, ощущение его худощавого тела, двигающегося рядом со мной, зависимость от его волшебных рук, воистину волшебных. Казалось, весь мир утонул в пьяной блажи, я ходила, пошатываясь, сквозь туман смутно воспринимая рестораны, кафе, людей вокруг. А он ничего, он лишь добродушно улыбался, глядя на меня.
Даже кафе, в которое он меня завел, было совсем другое, не такое, как все избитые постылые кафе Нью-Йорка. От стульев, от столиков, от чашек, исходило странное свечение. Белокурая официантка с трогательным продолговатым лицом тоже распространяла вокруг себя блаженство. Панорама из окна… это был Париж? Или Москва? Какая страна была это, такая счастливая, такая другая?!
– Ах, мать! Суета сует, – говорил мне Алик, сидя напротив меня за столиком. – Устал я валяться дома в кровати! Тосщища. Хандра такая. Бабок нет, работы нет, куда идти, не знаю. Я бы, может, и нашел работу, но это нужно столько крутиться! – он сморщил лицо. – Во мне уже нет столько энергии. К чему? Крутиться как белка в колесе, чтобы не подохнуть с голоду? Ведь беспросветно. Музыка моя никому не нужна. Нужно, чтобы я был роботом. Бусы нанизывал. А, ну да, я же тебе не успел рассказать: я теперь стал ювелиром. У меня теперь свой маленький бизнес. Я делаю ювелирные украшения, а потом продаю их магазинам на 47-й улице, здесь в Манхэттене. Делать ювелирные украшения – тоже своего рода творческая работа.
– Ты? – удивилась я. – Ювелиром?
– Да, матушка. Еще один сидит перед тобой, которого жизнь прогнула. Забросил я музыку. Теперь целыми днями нанизываю бусы. У меня от этого голова квадратная! И ненависть ко всему миру. Я вынужден нанизывать бусы, чтобы не сдохнуть с голоду!
– Алик! Зачем? Ты не должен сдаваться. Вот я – не сдаюсь: я не умираю с голоду. Не сдавайся и ты. Есть масса путей быстро заработать себе на хлеб. Хочешь, я научу тебя, как стать официантом?
– Ты женщина, мать-одиночка. У тебя хоть восьмая программа, фуд стемпы… У меня ничего этого нет, я один. Я вынужден крутиться. Ну да ладно, все это ерунда, рассказывай лучше, что у тебя?