– Сможешь? Ради меня.
– Ради того, чтобы стать твоей женой, я должна стать программисткой. Так?
– Можешь, кем хочешь, только чтобы зарабатывала деньги. Мать, иначе нам не выжить! Не обижайся, пожалуйста.
– Я не обижаюсь. Просто я пытаюсь понять. Дай-ка я повторю, чтобы убедиться, правильно ли я поняла тебя. Значит, если я поломаю себя и пойду работать, ты на мне женишься?
– Да. Ну ты называешь это поломать себя…
– А если я не согласна измениться?
– Значит, я воспринимаю это как твой отказ.
– Тогда что? Ты меня бросишь?
– А что же мне еще остается делать? Буду искать себе другую! – Алик зловеще улыбнулся.
Я была слишком гордой, чтобы сказать ему, что есть еще один выбор: принять меня такой, какая я есть, не ломая меня. Только я не сказала. Зачем? Если любишь человека, разве сможешь его бросить лишь за то, что он не работает? Если он сможет меня за это бросить, значит, он меня никогда и не любил! Значит, пусть бросает. Зачем мне такой брак, по расчету? Если он не любит меня, пусть идет на все четыре стороны. А если б любил, таких бы условий не ставил.
– Значит, бросай меня, – категорически заявляю я Алику. – Ищи себе другую.
Алик молчит некоторое время, переваривает мой ответ.
– Матушка, – говорит он ласково, – ты подумала? Может быть, ты подумаешь?
– Мне нечего думать. Если ты можешь меня бросить из-за такой муры, брось меня, – вызывающе и резко обрубаю я.
– Чего ты в бутылку полезла? Ведь я ничего такого не сказал ужасного. Ни один дурак никогда на тебе не женится, если ты будешь сидеть, как ты сидишь, дома, ничего не делая. Вот ты посмотришь! Я тебе открыто это говорю, а другие не скажут.
– Спасибо за совет! – говорю я. – Зря утруждаешь себя.
– Есть еще один вариант, – продолжает Алик. – Мы можем уехать с тобой жить в Израиль, в кибуц. Там наиболее приемлемая для таких, как мы с тобой, жизнь. Там все живут, как в колхозе. Там с уважением относятся к творчеству. Здесь творчество не считают за труд. Занимаясь творчеством, здесь можно только умирать с голоду. А там – очень похожа жизнь на советскую, так все говорят. Ты же любишь Советский Союз? Там можно, занимаясь творчеством, быть полноценным человеком; и люди тебя уважают, и на жизнь все есть. Ты здесь кому-нибудь скажи, что ты музыкант, что музыку пишешь, от тебя шарахаются, как будто ты прокаженный!
Уехать в Израиль означало бросить своих родителей, свою семью и маленького сына. Если бы я могла на такое решиться, я бы в Союз вернулась. Зачем мне нужен чужой и неизведанный Израиль?
– Нет, – говорю я Алику. – Нет.
Дело было не в том, что я не хотела ради него пойти на какие-то жертвы: если бы действительно понадобилось, я бы ради него и на луну полетела и даже не только программисткой стала, а на атомы и молекулы бы рассыпалась. Дело было в другом: когда Алик ставил мне такие условия (какие бы то ни было условия!), он косвенно говорил мне, что не любит меня. А человек, который меня не любит, – мне и даром не нужен.