– Я обещал тебе, будем просто спать… давай просто поспим.
Если этот роман читает сейчас мужчина, я хочу дать ему совет: никогда, никогда, никогда не раздевайте любимых девчонок, с тем чтобы потом не трогать их! Если вас сдерживает слово чести, тогда не надо девушку «просто» раздевать. Раздеть ее, а потом не тронуть – это пощечина, которая проложит неизгладимую трещину в ваших отношениях. Если все же случилось так, что она раздетая оказалась у вас в объятиях, уж лучше нарушайте слово чести, это гораздо меньше повредит вам.
То, что Леня сдержал свое слово, достойно уважения, и я – человек, конечно же, оценила это. Было, однако, нечто гораздо более сильное, чем мое человеческое сознание. Я – женщина, оказывается, находилась в огромном противоречии с собой человеком. Я – женщина так и не смогла простить Лене этот поступок, хотя сознанием уважала его.
Вот такие мы, девчонки, противоречивые. Леня захрапел, а его пощечина на всю жизнь осталась со мной.
* * *
Каким-то странным образом, я чувствую, что мощная культура и многовековая история моей страны – это неотъемлемый фундамент, без которого невозможно мое сложное человеческое я.
Потеряв под собой этот фундамент, я ощущаю невозможность своего продолжения, как невозможна жизнь многовекового дерева с серьезными корнями без своего фундамента – земли. Выбей фундамент из-под чего угодно – и этого чего-то больше не существует!
Даже после смерти дерево не исчезает, а, превращаясь в перегной, сливается в одно с землей, удобряет ее, обогащает, становится ее частью. То есть уже само становится фундаментом, на котором вырастут другие молодые деревья.
Как только тебя изъяли с корнями из земли, тебя вырвали из непрерывного процесса жизни, – ты теперь мертвая древесина, не имеющая развития. Даже для перегноя не пригодишься.
Потеряв под собой свой фундамент – свою историю и свою культуру, я чувствую, как будто мое человеческое существо накрыло волной стихийного бедствия, а вместо меня в чужой стране живет просто биологическое тело, в котором отсутствует самое главное.
* * *
Болезнь дедушки прогрессировала. Он теперь все больше лежал, тихо постанывал, он ужасно мучался, бедняга. Бывает такое, что, глядя на чужие мученья, вы сами так сильно этим проникаетесь, что у вас начинается тоже страшная болезнь? Во всяком случае, мне показалось, что такое случилось со мной.
Постоянное физическое недомогание преследовало меня повсюду. У меня кружилась голова, меня постоянно тошнило. Бывало, встаешь, а стены и потолок так и ходят ходуном. Вначале я думала, мне это кажется. С каждым днем недомогание и головокружение усиливались. Вскоре у меня началась рвота: сначала она длилась сутки, потом двое. Это уже мне не казалось. Отравление не могло длиться так долго. Поехали в госпиталь. Доктор сделал мне какой-то анализ и со спокойным лицом говорит: