Этот ирландский придурок снова завалил простейшее дело. А вместо оправдания только и сказал, что его, оказывается, споили русские. Да кого подобное вообще волнует!? Никто не заставлял этого рыжего ублюдка пить. Ему лишь надо было предложить Сухову то, что тот и так хочет — долететь до Куинстона. Но самолёт привёз одного курьера, а О’Лири, видите ли, прислал телеграмму. Телеграмму! Бандервильду не нужны телеграммы, ему необходим этот чёртов русский. И сейчас, вместо того, чтобы спокойно закончить работу, сдать Сухова шефу и расслабиться, Мозес вынужден изыскивать способы исправить то, что натворил проклятый алкоголик. Он взял чистый лист бумаги, вынул из нижнего ящика стола книгу с надписью: «Теоретическая механика» на обложке, долго что-то писал, перелистывая книгу и выбирая слова с разных страниц, иногда зачёркивая или исправляя написанное, наконец, отложил ручку и нажал кнопку селектора.
— Оливия!
Не прошло и двух секунд, как дверь открылась, и в кабинет робко вошла стройная черноволосая девушка в тёмно-серой юбке до колен и белой блузе. К груди она прижимала синий пластиковый планшет с прикрепленным листом бумаги.
Мозес протянул исписанную бумажку и мелко потряс ей в воздухе.
— Вот, — нервно сказал он. — Отнесите это Маркони, пусть передаст на Белуху. И дождитесь ответа.
Девушка понимающе кивнула, взяла протянутую записку и двинулась к двери.
— И сразу назад, Оливия! — прокричал ей вслед Мозес.
После ухода девушки он некоторое время неподвижно задумчиво сидел, затем снова нажал кнопку селектора. С минуту послушав безответные гудки в приёмной, молодой человек встал, вышел из кабинета, налил из тонкого фарфорового чайника китайский gunpowder, с минуту посмотрел в окно на блестевшее в солнечном свете спокойное море, и вернулся за стол. Некоторое время он тоскливым взглядом рассматривал стоящую на столе бутылку, затем отхлебнул чаю, и убрал водку в стенной шкаф.
Ожидание тянулось не меньше часа. За это время Мозес выпил две чашки холодного чая, съел найденное в приёмной печенье, и пару раз позвонил радистам, которых здесь, как на кораблях, привычно называли «Маркони».
Наконец, по коридору зацокали каблуки и в кабинет, мелко семеня ногами, торопливо вбежала раскрасневшаяся Оливия. В руке у неё был маленький листок бумаги. Она беззвучно положила записку на стол шефа и замерла посреди комнаты в ожидании.
Мозес прочёл радиограмму, довольно потёр руки и, улыбаясь, глянул на девушку.
— Я могу идти, господин Мозес? — неуверенно спросила та.
— Нет. Не видишь, что ли, я весь на нервах. Мне необходимо расслабиться.