Ничего не прокручивалось перед глазами, как проматываемая назад кинопленка. В мозгу не вспыхивали яркими вспышками ключевые моменты моей жизни. Улыбка мамы, первый поцелуй, первое предательство. День, когда научился плавать. Или первая бутылка, выпитая украдкой за гаражом с пацаном из соседнего подъезда… Нет, все не так. Испуская дух, ты ощущаешь только себя. Когда приходит дух смерти, он наполняет новым смыслом все твое существо. Все остальное становится неважным.
Лежа в мокрой чавкающей грязи, я хрипел и широко распахнутыми глазами таращась на бьющие с небес потоки дождя. Они заливали лицо, глаза и кровоточащую сквозную рану, которая совсем не болела.
В детстве я любил смотреть на небо. На дневное небо с бегущими по нему облаками, которые жили собственной жизнью, меняясь на глазах, и безмятежно ползли одной им известной дорогой. Иногда мне казалось – точнее, я хотел верить – что символы, которые я угадываю в очертаниях того или иного облака, являются знаками. Посланными мне с небес. Это было захватывающе. Но больше всего я любил звездное небо. Бескрайнюю тьму за окном, тихой ночью, когда весь город спит, а ты таращишься на далекие точки, которые пробуждают что-то смутное, неясное, но волнующее в душе.
А когда я вырос, то, перестал смотреть на небо. Как и все, я стал смотреть вниз, на мусор и грязь.
И вот сейчас то самое небо вернулось. Настоящее, бескрайнее и искреннее.
По иронии судьбы – именно в ту минуту, когда я обретал свою смерть, утопая в грязи.
Я несся на всех парах, рассекая колесами лужи и поднимая цунами брызг. Двигатель ревел, а дворники работали на полную мощность, безуспешно сметая заливавшую лобовое стекло воду. Забор заброшенного кирпичного завода, вдоль которого я несся, насилуя двигатель «десятки», казался бесконечным. И вдруг впереди, в нескольких метрах от меня, всплыл силуэт. Я дал по тормозам. Автомобиль пронесло вперед, и я бы сбил человека, если бы не очередная яма, в которой утонуло и застыло правое колесо.
Даже ямы существуют для чего-то.
В человеке я узнал Ольгу. Сейчас она не походила на сдержанную и зажатую, чуть высокомерную бухгалтершу. Растрепанная, смертельно бледная, с перекошенным лицом и связанными руками, она что-то кричала.
Я выпрыгнул из машины, вырывая из кобуры пистолет.
– Где они?!
– Там! – ее голос срывался, как перепуганный зверек. – Они его убивают! Помогите!
Опоздал.
– Садитесь в машину! – рявкнул я и рванул к раззявой пасти проступавших впереди ворот. Территория была огромной. По обеим сторонам от меня темнели скелеты и руины полуразрушенных цехов и складских помещений. Держа пистолет наизготовку и уже не обращая внимания на воду и грязь, залившие мои ботинки, я бежал вперед.