— Вахмистр Дюке! — хрипит полковник. — Принять команду. Слушайте приказ: всем вернуться в лагерь. Немедленно.
Чудовищные усы вахмистра Дюке вздымаются и опадают.
— В лагерь? Обратно?
— Я что, неясно выражаюсь? Выполняйте приказ.
Бедный французский язык не в силах выразить чувств вахмистра Дюке. Поэтому он добавляет в него весь свой запас немецких, испанских и иных бранных слов, которые ему известны. Окончания полковник Марешаль уже не слышит: опустив плечи, он идет в караульное помещение.
— Куда вы меня везете?
Человек в сером молчит. Голова его опустилась на грудь. Можно подумать, что он спит, но его выдает напряженное положение тела, словно каждую секунду он готов отразить или нанести удар.
Окна в карете занавешены, колеса жестко подпрыгивают на выбитой колее. Виктор Марешаль откидывается на сиденье.
Постепенно он начинает приходить в себя — впервые с того момента, когда человек в сером произнес свое «еще нет». Самым унизительным было то, что полковник не мог решить, как ему следует себя вести. Если бы речь шла о том, чтобы с десятком драгун или на худой конец без них атаковать неприятельский строй, он не колебался бы и мгновенья. Но как надлежит ему реагировать на это странное «еще нет» — он не представлял. Если бы он был уверен, что самое лучшее — это задушить человека с таким странным стертым лицом, тот уже давно был бы мертв. Но полковник вовсе не был уверен. Военный опыт подсказывает ему, что, когда не знаешь, как действовать, лучше не действовать совсем. «Подождем, — решает полковник, — Бывало и хуже».
Карета замедляет ход, останавливается. Молчаливый человек, не обращая на полковника никакого внимания и не говоря ни слова, выбирается наружу. Полковник остается сидеть, он ждет еще немного, затем тоже выбирается из кареты — и застывает: перед ним знакомый трехэтажный особняк на улице Флорентин. А в воротах, рядом с человеком в серой накидке…
— Броше! — кричит полковник Марешаль. — Черт возьми, что за плохая комедия!
— Благодарю вас, Герон, — говорит Броше и пожимает серому руку. — Значит, завтра в Комитете. — Затем подходит к полковнику и смотрит на него долгим непонятным взглядом. — Пошли, — говорит он. — Пошли, поговорим.
Они говорят долго. Точнее будет сказать, что говорит один Броше. Он говорит подробно, внятно, убедительно. Ему, по крайней мере, кажется, что убедительно. Полковник слушает, время от времени произнося короткие фразы. Он уже окончательно пришел в себя. Он был прав: ничего страшного, бывало и похуже. Надо только держаться все время настороже и не говорить лишнего. Запугиваний он не боится. По своему военному опыту он знает — говорят тогда, когда не могут действовать. Поэтому все эти угрозы и опасения, которыми пытается испугать его Броше, лишь уловка. Вот почему спустя два часа после начала их разговора Броше не удалось достигнуть видимых успехов. Но Броше терпелив. От успеха этого разговора зависит для него слишком многое, чтобы он мог дать волю своим эмоциям. Он начинает все сначала. Он говорит долго.