Айви встала на ноги, чтобы сесть на край соседней кушетки. Это было не похоже на Кистена, так паниковать. Он был отпрыском Пискари, человеком, которого немертвый вампир выбрал, чтобы управлять баром, делать его работу под дневным светом и убирать его ошибки. Ошибки, которые обычно составляли четыре фута одиннадцать дюймов [прим. пер. рост — 150 см], блондинки, и сто фунтов веса [прим пер. вес — 45 кг]. Черт побери все на хрен. Пискари не лажал так, с тех пор как она уехала, чтобы закончить среднюю школу на Западном побережье.
— Она подписала бумаги? — спросила Айви.
— Ты думаешь, я бы так переживал, если бы она подписала? — Кистен укладывал волосы маленькой девушки, как будто это могло помочь.
«Боже, она выглядела на четырнадцать», — подумала Айви, хотя знала, что девушке было ближе к двадцати.
Айви сжала губы и вздохнула. Так много нужно сделать, чтобы просто поспать в это утро.
— Возьми пластиковую упаковку от рояля, из мусорной корзины, — сказала она решительно, Кистен поднялся, одергивая полы своей шелковой рубашки по верху джинсов. — Мы открываемся в восемь часов для толпы Внутриземельцев, и я не хочу, чтобы место пахло, как мертвая девушка.
Кистен встал, направляясь к лестнице.
— Шевелись быстрее, если не хочешь чистить ковер паром! — прокричала Айви, и она услышала, как он быстро спускается вниз, перепрыгивая через ступеньки.
Уставшая, Айви смотрела на брошенную сумочку женщины на кушетке, слишком эмоционально исчерпанная, чтобы выяснять, что она должна чувствовать. Кистен был отпрыском Пискари, но именно Айви думала в большинстве случаев. Не то, чтобы Кистен был глуп, он был далек от этого, он привык, что она со всем справляется. Он ожидал этого. Ему нравилось это.
Интересно, Пискари убил девушку нарочно, чтобы вынудить Кистена взять на себя ответственность, Айви встала, положив руки на бедра, ее взгляд направился к грязным окнам и реку, туманную на утреннем солнце. Это звучало, как манипулирующий ублюдок. Если бы Айви уступила Арту, то она провела бы утро у него — не только покорно делая следующий шаг к управленческому положению Пискари, которое тот для нее хотел, но и Кистен был бы вынужден справляться со всем этим в одиночку. То, что все пошло не тем путем, как он планировал, вероятно, восхитило Пискари; он гордился ее вызовом, ожидая ее более восхитительного падения, когда она больше не сможет бороться.
«Деформированная, разрушенная, уродливая», — подумала она, наблюдая как вырывается пар из туристических пароходов, когда они топили свои котлы. — «Когда-нибудь было так, что она не была такой?»