На этом и порешили. С вечерним поездом тронулись в путь. Билеты получили по распоряжению Вирккула. В Белоострове явились к коменданту — чекисту Соколову. Он отвел нам комнату и предложил ждать до полуночи. Финны играли в карты с красноармейцами. Свои люди — эти контрабандисты и перевозчики, жители пограничных деревень Финляндии.
Настала минута — жуткая и полная неизвестности. Нам подали сани, запряженные тощей лошаденкой, уселись мы — «шпионы», красноармейцы и финны. Ехали молча… Долго ехали лесом, потом выбрались на дорогу. В серебряных ризах стояли ели и сосны, высокое небо, как голубой бархат, раскинулось пологом. Мягко хрустел снег под полозьями и копытами лошадей.
Мелькнула какая-то деревня.
Сожженный храм или кирка — на косогоре.
Один красноармеец скинул с плеча винтовку и сошел с саней.
— Близко чухна, — прошептал он, — надо в осторожку идтить.
— Скоро на лыжи надо перейти, болото пойдет, — заметил рыжебородый возница в барашковой шапчонке на кудлатой голове.
Завернули снова в лес, густой, притаившийся и изрезанный узкой дорожкой.
— Сходить надоть… болото, — сказал возница и спрыгнул с саней.
Все сошли.
Финны вытащили из-под соломы лыжи, палки и мешки.
Одну пару дали мне, вторую — «жене».
Красноармейцы взяли свои — широколопастые.
— Счастливого пути, — сказал возница, снимая суконную рукавицу и протягивая мне руку.
— Спасибо, — выдавил я хрипло, и что-то острое впилось в сердце.
— И тебе, гражданка, — сказал он дрожавшей от холода «жене».
Подергал вожжами, свистнул и завернул в сторону… России.
Кое-как наладили лыжи.
Двинулись гуськом.
Финны впереди. Вынули револьверы, сняли предохранители и глубже напялили на глаза свои меховые белые шапки…
Шли долго — час, другой или прошли уже три часа — не знаю.
Лыжи тонули в мокром снегу, в обуви хлюпала вода, и безмерная усталость ломила спину.
Впереди черной лентой показалась Сестра-река. Был слышен гул ее нескованной льдом воды.
— Ну, теперь, товарищи, лыжи снять и «пешком», — тихо сказал один из красноармейцев, сухо щелкнув затвором винтовки.
— Стойте тут, а я пойду «нюхать», — сказал финн-проводник и, сбросив с ног лыжи, зашагал к видневшемуся в темноте берегу.
Остановились.
— Страшно мне, — услышал я около уха шепот «жены».
Я невольно сжал ее руку и произнес глупое:
— Ничего.
Издали донеслось что-то похожее на падение ветви или камня. Потом свист… Кто-то показал «огонь».
Осторожно, притаив дыхание все тронулись на мелькавший впереди огонек электрической лампочки.
На берегу стояли двое.
Один был наш проводник, другой — его брат, пришедший сообщить, что «воздух чистый».