И вот я седлаю Шери – так я назвала скутер – и напяливаю шлем, потому что после поездки по хайвею без шлема буду похожа на чучело. Я классно выгляжу в своих любимых закрытых туфлях на каблуках и с ремешком и в белой блузке с воротничком. Тем более что на мне чудесная юбка – до колена, из тех, в которых здорово кружиться, потому что выкройка представляет собой идеальный круг. Я сама ее сшила из винтажной ткани: фон белый, по нему – красные, персиковые, синие цветы. Придется плотнее стискивать колени, не то подол парусом поднимется. А хоть бы и так – кому какое дело? Мне есть о чем думать, помимо так называемых приличий; мысли клубятся, словно облака над горизонтом, подхватывают меня, уносят.
Я даже вещи не пакую. Зачем? В Беркли все станет ясно. Либо тамошний Джеймс Буковски – не мой отец, и тогда я просто развернусь и уеду. Либо он – мой отец, и тогда он мне все необходимое купит. Я взяла только сотовый и помаду, а кредитная карта с удостоверением личности и так уже в моей любимой сумочке лежали. Адрес берклийского Джеймса Буковски выписан на бумажку. Поисковик выдал, что дом взят в ипотеку; отсюда вывод – в Беркли наверняка живет именно мой отец. Впрочем, я нахожу дом, лишь изрядно поколесив. Останавливаюсь у подъездной дорожки, спрыгиваю с «Веспы». Добралась наконец.
Дом просто классный. Такой уютный, такой весь из себя загородный. Кирпичный. С виду дорогой; дороже, чем я ожидала. Ну да это не имеет значения. Потому что настал мой час. Через несколько мгновений я увижу папу. Знаю, знаю: может, это и не он. Но если это он – вот будет ему сюрприз! Столько лет папа самоустранялся из моей жизни, и все из-за дурацкой бумажки с печатью. Но я нашла его, и сегодня, сейчас он сможет со мной познакомиться. Мы с папой восполним все пробелы, все пустоты в наших душах. Мы были обделены: он не знал дочки, я росла без отца. Ступаю на крыльцо. Сама себе кажусь сопливой девчонкой, которая благотворительным печеньем торгует. Но кулак сам находит дверь, костяшки пальцев стучат по ней, и не проходит и секунды, как дверь открывается.
– Здрасте. – Мой голос тоже звучит совсем по-детски, тоненько. – Вы – Джеймс Буковски?
– Он самый. А в чем дело?
Нет, не может этот человек быть моим папой. Во-первых, папа моложе; папа должен быть ровесником маме. Во-вторых, на этом напялен галстук, и рубашка у него свежеотутюженная, даром что рукава закатаны. Волосы на висках уже седеют, и вдобавок – этакая пижонская, щипаная бородка. Но у него синие глаза и густые брови – как у меня, совсем как у меня. Нет.