Несколько секунд миссис Дэниэлс молчит, затем вздыхает:
– Я сержусь только на саму себя.
– Может, это как раз начало.
Тихо; только холодильник урчит. Вдруг понимаю: миссис Дэниэлс необходимо услышать нечто важное.
– Кстати, давно хотела вам сказать. Ваши дети – истинное чудо. Судя по моей маме, даже одного относительно нормального ребенка вырастить очень трудно; а у вас их шестеро, и все – замечательные.
– Это верно, – с горечью признает миссис Дэниэлс. – Как мать я состоялась.
– А вот и я.
Мы обе оборачиваемся на голос. В дверях – запыхавшийся Джонас. Впрочем, дышит он ровнее, чем если бы только что влетел в супермаркет, проделав весь путь от дома бегом. Интересно, давно он тут стоит?
Лицо миссис Дэниэлс мигом становится виноватым, как будто Джонас уже одним своим присутствием осуждает ее за что-то. Еще секунда – и глаза наполняются слезами.
– Я говорила Джиму, что сама в состоянии до дома доехать, только он меня сюда привел и не пускает. Извини, сынок. Не пойму, как это получилось. Все было нормально, и вдруг мне грудь сдавило, стою и вдохнуть не могу. Я хотела вам печенья напечь, и вот…
– Ну, мам. Ну что ты.
Джонас садится перед ней на корточки, но тут вмешиваюсь я:
– Вам не за что извиняться, миссис Дэниэлс. Слышите – не за что. С вами все в порядке. С нами все в порядке. Поедемте-ка лучше домой.
– А как же печенье? Продукты уже в тележке…
– Я потом заберу.
Джонас ведет мать к двери, поддерживая за талию. На парковке мы становимся от нее по бокам, словно телохранители, защищающие звезду от папарацци. Джонас распахивает дверцу пассажирского сиденья, миссис Дэниэлс забирается в машину, Джонас поспешно захлопывает дверцу.
– Мне очень неловко, что я тебя втянул. Извини.
Эти слова Джонас произносит едва слышно. Мы обходим машину, ветер хлопает полами кардигана, заставляет меня плотнее запахнуться.
– Не надо извинений, Джонас. Я тебе уже говорила: меня чужой бедой не отпугнешь.
Он трет лоб – сильно, до красных пятен.
– Наверно, я должен Феликсу рассказать.
– Наверно, Джонас, ты должен с мамой по душам поговорить.
Джонас смотрит в небо, будто ответ сейчас дождем на него прольется, смоет горе, как пыльцу с асфальта. Только ведь в Верона-ков дождей не бывает.
– Надо было уже давно Феликсу рассказать.
– Отлично. Поступай как знаешь.
С досады щелкаю пальцами. Может, Джонас меня и слышал – но явно не услышал.
– Мне на работу пора, Джонас.
– Погоди! Что я такого сказал?
– Ты совсем глухой, да? Ты почему о ней рассуждаешь, будто она – неодушевленный предмет? Святая Мать-Земля! Трудно, что ли, просто поговорить, поспрашивать?!