– Джонас уже вышел из дому, а я просто поблизости оказалась, вот и решила побыть с вами, пока Джонаса нет.
Миссис Дэниэлс закрывает лицо ладонями.
– Господи, как стыдно!
Голос ее срывается.
– Пустяки. Я и похуже видала.
Она издает самоуничижительный, резкий смешок, касается лба, ведет рукой вниз, как бы резюмирует: вот до чего я докатилась.
– Сомневаюсь, Виви. Ты говоришь так из вежливости.
Поднимаю левую руку и закатываю рукав. Шрам вьется, точно бледная речка, стремится выше, выше, к самому локтю. Как всегда, острее становится желание стереть его, вытравить. Пожалуй, сегодня я впервые рада наличию шрама, ведь он подтверждает, что и я была в отчаянии.
Миссис Дэниэлс прищуривается, наклоняет голову – не от отвращения, нет. Ей любопытно. Слава богу, ее эта гадость не отталкивает. В смысле, не сам шрам – гадость; честно говоря, я о нем в этом ключе не думала; но шрам олицетворяет нечто пугающе-бездонное. Потрясенная, миссис Дэниэлс шепчет:
– Господи, я же не знала.
– Сейчас мне лучше. То есть мне уже довольно давно лучше.
– А ты… а они тебя заставляли таблетки глотать?
Миссис Дэниэлс говорит как ребенок, перепуганный перспективой укола. Я ее не виню.
– Прости, Виви. Пожалуйста, прости. Не мое дело – спрашивать о таком. Некрасиво с моей стороны.
– Ничего страшного. Да, мне выписали таблетки. Антидепрессанты.
– И как – помогло?
Произнеси эти слова, Вив. Она Джонасу не станет пересказывать. Миссис Дэниэлс нужна информация – ну так выдай, выдай же ее. Это будет правильно.
– Помогло. Первые таблетки, правда, были кошмарные.
От них я с катушек съехала. Отвязалась, оторвалась. Улетела, словно подхваченная ураганом.
– Зато те, что я сейчас принимаю… они мне саму себя вернули.
– А я просто устала. Я такую усталость постоянно чувствую, совсем сил нет.
По ее щеке ползет слеза, срывается с подбородка. Миссис Дэниэлс не считает нужным стереть неровный улиточный след.
Я тоже плутала в этих джунглях, забредала в самые темные и глухие дебри; на меня тоже сверкали зрачками дикие, свирепые твари, ко мне тянулись из мрака плотоядные растения. Оставалось лечь ничком на влажную листву. Жуки и муравьи ползли по моим ногам, все выше, но я их не сгоняла. Мне было все равно.
– И я усталость чувствовала, миссис Дэниэлс. Мне это знакомо. Но вот что я вам скажу. От таблеток просыпаются ощущения. Их достаточно, чтобы разозлиться.
Следовало бы добавить: гнев придает сил; но я об этом умалчиваю. Я поднялась с земли, я продиралась сквозь заросли, в клочья рвала лианы. Вопила, пока не побагровела – ибо сама стала дикой, свирепой тварью. Я выдержала изоляцию во тьме и вырвалась вон, рыком разогнав всех, кто пытался меня удержать.