Не прерывая поцелуя, он что-то бормотал. Слова были неслышны, но, когда Хулиан приоткрыл ей рот, слегка задев зубами нижнюю губку, Скарлетт и без слов его поняла. Каждое новое прикосновение прохладного языка вызывало взрыв невиданных красок – мягких, как бархат, и вместе с тем звонких, словно звездные искры.
29
В ту ночь луна задержалась в небе дольше обычного. Серебряное око светила не дремало, когда Хулиан бережно взял руку Скарлетт в свою. Новым поцелуем, нежным и неторопливым, он безмолвно сказал девушке, что не намерен ее отпускать.
Сложись все по-другому, они бы не размыкали объятий, пока не встанет солнце и в небе, растревоженном грозой, не поднимутся радуги. Но Караваль шел своим чередом, поглощая дневные часы, чтобы на закате превратить их в волшебство. Еще одна ночь стремительно подходила к концу. В песочных часах Кастильо Мальдито почти все блестящие красные бусины просочились из верхней половины в нижнюю, подобно тому как опадают лепестки роз.
Скарлетт подняла глаза на Хулиана.
– Что такое? – спросил он.
– Мне кажется, я разгадала последнюю подсказку. Это розы.
Ей вспомнилась ваза, стоявшая за дверью рядом с черной коробкой. Тогда она опрометчиво заключила, будто и цветы, и платье присланы одним и тем же человеком. Что означали эти розы, Скарлетт и теперь не знала, однако они попадались ей на протяжении всей игры. Вероятно, это было не просто скорбное напоминание о сестре Хулиана и невесте Данте.
– Нужно вернуться в «Стеклянную змею» и взглянуть на них. Вдруг к вазе привязана записка или мы найдем какой-нибудь особый лепесток?
– А если дорогой мы опять попадемся на глаза твоему отцу?
– Пойдем подземным туннелем.
Скарлетт потянула Хулиана в дальний конец двора. Повсюду было прохладно, но в заброшенном саду воздух казался еще холоднее. Окруженный скелетами растений фонтан, капая, выводил мелодию, унылую, как пение сирен.
– Не знаю, стоит ли, – сказал Хулиан.
– С каких это пор ты стал так боязлив? – откликнулась Скарлетт, дразня его, хотя и у нее самой перед глазами поплыли оттенки охры – цвета беспокойства, которое, как она догадывалась, едва ли могло быть вызвано только лишь печальным видом зачарованного сада.
Войдя в лавку шляпника, Скарлетт уже совершила ужасную ошибку и теперь не хотела ошибиться вновь. Но Айко была права: есть вещи, оправдывающие любую цену. В глубине души Скарлетт понимала, что спасает уже не только Теллу, но и саму себя. Именно теперь она задумалась о том, о чем не помышляла прежде, – об исполнении желания, обещанном победителю. Вероятно, если бы ей удалось выиграть, она и вправду смогла бы вызволить и сестру, и себя саму.