В черном костюме и в белой рубашке с отложным воротником, он казался мне в то прекрасное воскресенье чуть ли не самым красивым из всех мужчин, каких встречала я.
К Тамаре я поднялась одна. Ефим Емельянович остался в машине. Да и не просто ему было влезать на пятый этаж без лифта.
- Где же ты пропадаешь, бабушка прекрасная? - встретила меня Тамара.
Я, конечно, прошла сперва к внукам, перецеловала их. Всплакнула. А как же? Тут есть и моя кровь. И разъезжаться - это, наверно, всегда не легко.
Потом я вынула из шкафа свое зимнее пальто. А день был опять жаркий, даже душный.
- Ты куда это? - удивилась Тамара.
- Уезжаю.
- Надолго ли? - усмехнулась она.
- Может быть, навсегда, - сказала я. И стала укладывать вместе с пальтишком три своих выходных платья.
- Как же ты потащишь такой узел?
- У меня машина.
- Машина? - еще больше удивилась Тамара. - Откуда? Чья?
- Моего мужа, - вдруг насмелилась я. И потом уже твердо сказала: - Я, Тамара, кажется, выхожу замуж.
- Виктор, - закричала Тамара как-то растерянно и, может быть, все-таки с некоторой насмешкой: - Виктор, выйди. Иди сюда. Мама уезжает. Выходит замуж.
Виктор вышел, поздоровался, кивнул на мой узел:
- Что это вы?
- Ты бы хоть с мужем или с женихом своим познакомила, - усмехнулась как-то жалко Тамара. - Он где?
- Он в машине.
- Он что, шофер, что ли? - еще спросила Тамара. - Пусть хоть зайдет.
И тут мне стало почему-то неловко. Словом, не хотела я сказать Тамаре и Виктору, что Ефиму Емельяновичу трудно зайти.
- В следующий раз, - сказала я. - В следующий раз он зайдет. И вы, я надеюсь, приедете к нам. У нас там очень хорошо. И я хочу, чтобы внуки потом приехали. Все-таки на свежем воздухе.
- А где это? - стала допытываться Тамара. Но я сделала вид, что не слышу, принялась завязывать узел.
- Давайте я вам помогу, - поднял узел Виктор.
- ...Виктор ваш мне понравился, - сказал Ефим Емельянович, когда мы опять выехали на шоссе. - Красивый и, видать, сильный малый. Если он не пьет, как вы говорите, много читает, может, знания копит и потом себя окажет. Всякое может быть...
- Жалко только, что он никого не слушает, не хочет слушать, - сказала я. - Даже отца родного как бы не очень признает. А отец, по-моему, не глупый старик.
- Все мы будто не глупые - и старые и молодые, - точно с усмешкой отозвался Ефим Емельянович. - И у всех на все случаи свои права. Но старики, на мой взгляд, права свои немножечко превышают. У них разгорается особая страсть, что ли, обязательно - надо или не надо - поучать молодых. И вы знаете, Тонечка, я уже давно пригляделся: чем глупее старики, чем бестолковее прожили свою собственную жизнь, тем горячее серчают на молодых и пробиваются к ним в учителя. А жизнь идет и все ломает, переламывает по-своему. Хорошая, Тонечка, вещь - жизнь.