Затея Бирону не удалась, но никто из вельмож не сомневался, что он не расстался с мыслью утвердиться на российском троне. Когда слухи о планах фаворита стали достоянием вельмож, даже такой робкий кабинет-министр, как князь Черкасский, произнес: «Если б принц был женат на принцессе, то б тогда герцог еще не так прибрал нас в руки. Как это супружество не сделалось? Потому что государыня к герцогу и принцу Петру милостива, да и принцесса к принцу Петру благосклоннее казалась, нежели к принцу Брауншвейгскому; конечно, до этого Остерман не допустил и отсоветовал: он, как дальновидный человек и хитрый, может быть, думал, что нам это противно будет, или и ему самому не хотелось. Слава Богу, что это не сделалось; принц Петр человек горячий, сердитый и нравный, еще запальчивее, чем родитель его, а принц Брауншвейгский хотя невысокого ума, однако человек легкосердный и милостивый».
То, что было доступно пониманию недалекого Черкасского, куда более остро воспринимал Волынский, возводивший удачу Бирона в ранг государственного бедствия: Россия надолго окажется под немецким ярмом. На этой почве замечено охлаждение между Бироном и Волынским, причем фаворит ревниво наблюдал за успехами кабинет-министра, ростом доверия к нему императрицы. Бирон как-то в сердцах даже заявил Волынскому, пришедшему к нему по делу: «Напрасно ты ко мне с этим пришел, мне какое дело! Поди сам докладывай государыне, ты можешь и по часу говорить с государыней»[270].
Натянутые отношения между Остерманом и Волынским и Волынским и Бироном, быть может, тлели долго, если бы сам Артемий Петрович, обладавший невероятной способностью наживать себе врагов, не ускорил наступление развязки, стоившей ему жизни.
Началось это с малопримечательного события: в 1739 году Волынский отрешил от службы в Конюшенной канцелярии шталмейстера Кишкеля с сыном и унтер-шталмейстера Людвига. Уволенные, по совету врагов Волынского, подали жалобу императрице на неправильное их увольнение и изложили непорядки в Конюшенной канцелярии. Артемий Петрович в ответе императрице, как и всегда, отклонил обвинения в свой адрес и, зная свое выросшее влияние на нее, стал плакаться на свою нищенскую жизнь, «на долги и печаль, от которых желал бы умереть», в то время как другие, менее его принесшие пользу стране, живут в достатке и ни в чем не нуждаются.
Походя заметим, Артемий Петрович прибеднялся. Этот «нищий» владел двумя тысячами крепостных, большим винокуренным заводом в Казанской губернии, несколькими конными заводами с породистыми лошадьми. Дом, в котором он жил, имел 18 комнат, из которых парадные были обиты красным атласом, а остальные китайской камкой и шелковыми шпалерами. В покоях стояла великолепная мебель. Но прибедняться, клянчить, заявлять, что он, челобитчик, не сегодня-завтра отправится скитаться по миру — особенность челобитен того времени, так что Артемий Петрович в этом отношении не составлял исключения.