– Не знаю… Наверное, будет упрекать меня, что я позволил Эдели умереть от сердечного приступа.
– Да, да, бывают такие люди, – заметила мисс Форбс. – А как вам понравился мой милый Сэм? Он, правда, не очень воспитанный мальчик…
Однако мистер Ньюстед откланялся – ему было некогда продолжать никчемный разговор.
Новой пациенткой Норы Дин стала властная старуха с визгливым голосом, недавно вернувшаяся из больницы. За ней ухаживала опытная сиделка миссис Турнер, которая радостно встретила Нору, сказав:
– Наконец-то я могу уехать. От этой старой сороки можно с ума сойти.
Миссис Турнер была крепкой сорокалетней женщиной с румяными щеками и пышной прической. Пациент-ка, миссис Трентхем, в свою очередь, ее недолюбливала и называла «командиром десантного батальона».
Старой миссис Трентхем было за семьдесят. Жидкие белые волосы, острый длинный нос и морщинистые щеки вовсе не молодили ее, но живостью характера она могла заткнуть за пояс двадцатилетнюю. Старуха встретила Нору словами:
– Слава Богу, что эта Турнер, этот солдафон в юбке отсюда выкатится! Ну и аппетит у этой дылды! И она еще утверждает, что все болезни – от нервов! Я уверена, что от обжорства!
Нора знала, что миссис Трентхем перенесла тяжелую болезнь. Но ее дух явно не был сломлен. Будь она помоложе и покрепче здоровьем, вполне могла бы возглавить какое-нибудь благотворительное учреждение в лондонском Ист-Энде. Теперь же она только постоянно жаловалась на то, что жизнь стала слишком спокойной, благополучной и потому неинтересной. Куда делись опасности, рискованные авантюры, захватывающие дух преступления? Даже война не произвела на миссис Трентхем сильного впечатления.
– Ну и что? – говорила она опешившей от удивления Норе. – Без войны жить стало очень скучно. Сводки боевых действий на фронтах больше не публикуют, врагов не убивают, и дни тянутся ужасно монотонно. Вот бомбежки Лондона я всегда буду вспоминать с волнением: утром встаешь и не знаешь, доживешь ли до вечера!
Старуха любила вспоминать страшные истории и криминальные происшествия из времен своей молодости, случавшиеся в темных закоулках, где полисменам приходилось дежурить по двое, да и то они не были застрахованы от удара ножом, если вмешивались в драку на Ратк-лиф-хайвей.
– От страха и волнения мороз по коже подирал, когда идешь, бывало, на пристань, где швартовались корабли, приходившие из Индии, – говорила она. – В китайском квартале тоже было по-настоящему страшно. Теперь-то все восточные люди одеваются по-европейски, и хотя названия их лавок и магазинов остались китайскими, объявления уже пишутся по-английски: «Чашка чаю за два пенса» или: «Здесь продаются ананасы». А теперешние газеты только и знают, что учат морали, ратуют за новый экономический порядок и публикуют рекламные объявления, – презрительно поджимая губы, продолжала миссис Трентхем.