). Только благодаря осведомителям израильтяне могли с поразительной точностью уничтожать одного за другим всех лидеров террористических организаций: пущенная с вертолета ракета попадала прямо в автомашину жертвы среди плотного потока уличного движения именно в тот момент, когда человек выезжал из дома. Понять тех, кто разоблачал и наказывал, было легко, но, видимо, именно тогда Мосабу стала приходить в голову мысль, что жестокость, беспощадность, презрение к человеческой жизни — качества, столь характерные для боевиков — членов подпольной террористической организации, становятся неустранимой чертой личности этих людей. Поэтому он пишет: «Что сделали бы палестинцы, если бы Израиль вдруг исчез? <…> Мы бы все равно воевали» (
с. 164). И еще одна цитата: «Я понял, что палестинский народ настолько же подавлен своими собственными лидерами, как и израильтянами» (
с. 303).
Похоже, день за днем в голове Мосаба укреплялась мысль, что идеал ХАМАС — уничтожение Израиля и создание единой исламской Палестины — недостижим. «Основная идея и цель ХАМАС были иллюзией», — пишет он, уподобляя это движение Сизифу, вечно подвигающему в гору камень (с. 88). И постепенно «сын ХАМАС» созревал для того, чтобы решительно изменить и перевернуть всю свою жизнь. Как всегда, помог, конечно, случай, но был ли он «случайным», если можно так выразиться? Не шло ли все внутреннее развитие Мосаба к тому эпизоду, который радикально изменил его судьбу? Пусть читатель судит об этом сам, тем более что здесь речь идет уже о таких глубинах человеческой психики, о столь неоднозначных и противоречивых процессах, происшедших в душе героя, что единой оценки быть не может. Сам Мосаб формулирует эту страницу своей биографии так: Бог послал мне встречу с Шин Бет, чтобы показать, что «Израиль не был моим врагом» (с. 162). Но ведь Шин Бет — это израильская контрразведка, та самая организация, главной задачей которой является уничтожение арабских террористов, и, связавшись с ней, Мосаб предал своего отца и дело его жизни. Многие — а среди арабов подавляющее большинство — этого ему не простят.
Началась двойная и тройная жизнь Мосаба Хасана Юсефа. «С отцом и другими лидерами я должен был играть роль преданного члена ХАМАС. С людьми из Шин Бет я играл роль израильского разведчика. Дома я часто играл роль отца и защитника братьев и сестер, а на работе — роль старательного трудяги» (с. 251). Мягко говоря, шизофреническая жизнь. Но у Мосаба есть оправдание, кстати сказать, типичное для двойных агентов: сотрудничая с израильтянами, он не только спас от смерти некоторых палестинцев (и главный из них, конечно, его отец), но и предотвратил акции террора, которые, безусловно, привели бы к тому, что с обеих сторон было бы пролито много крови. А те деятели ХАМАС, которые попались или были убиты израильтянами благодаря информации, предоставленной Мосабом, — что ж, они были убийцами.