– АЛЛО?
– У тебя есть две секунды?
– ЭТО ВОПРОС ЖИЗНИ И СМЕРТИ?
– Я чуть не разревелась, читая синопсис следующей биографии, которую должна написать.
– ЧЬЯ ЭТО БИОГРАФИЯ?
Я назвала имя актрисы-певицы. В трубке наступила тишина.
– Алло? – повторила я.
– Я вышел из студии, – послышался голос Никола. – Жен, ты спятила?
– Не-е-еет… я просто стала чересчур впечатлительной… Нико, или у меня больше нет никакой дистанции, или моя судьба – выращивать лаванду в Восточных кантонах.
Никола от души засмеялся:
– Слушай… было бы, наверно, неплохо податься всей компанией в Восточные кнатоны… и лаванда хорошо пахнет.
– Нико, я позвонила тебе, потому что мне требуется порция цинизма. Если бы мне был нужен разнузданный оптимизм, я позвонила бы Кэт.
– Ну, не знаю… мы бы пили вино и набивали лавандой душистые подушечки, которые дамы кладут в комод… слушали бы Канон Пахельбеля… это было бы как «Закат американской империи», только без интеллектуальной нотки и меньше секса. Сду-ре-ла.
Он откровенно надо мной насмехался.
– Спасибо, Нико, – сказала я. – Мне лучше.
– Ты все еще растрогана, а?
Боже, как хорошо он меня знал.
– Угу. Но мне надо через час к Жюли Вейе.
– Отлично, – сказал Никола. – Забей на все остальное и сосредоточься на этом.
– Но, может быть, я тоже должна улыбаться, назло невзгодам? Может, это знак, который подает мне судьба?
– Пока, Жен.
– Пока…
Я повесила трубку, улыбаясь. «Что бы я делала без моих друзей?» – спросила я себя в тысячный раз после ухода Флориана. Я покосилась на синопсис, так и валявшийся на кофейном столике, и хотела было снова взяться за него, но тут зазвонил мой телефон.
– Йалло! – пропела я в трубку, не сомневаясь, что это снова Никола. – Как там твои «непотопляемые»? Утонули?
– Женевьева?
Мое сердце трепыхнулось в груди и, я была уверена, перестало биться. Это был Флориан. И, как будто я могла забыть этот голос, которого ждала уже которую неделю и буду ждать, в этом я была убеждена, всю жизнь, он добавил: «Это Флориан».
Я по-прежнему молчала – даже если бы от этого зависела моя жизнь, я все равно неспособна была бы издать ни звука. Колоссальная тяжесть навалилась на мою грудь, давила на ребра, легкие, горло, живот и на мое бедное разбитое сердечко. Я успела подумать, и сама себе поразилась, до того абсурдно это было в данных обстоятельствах, что сигналы мобильной связи вряд ли принимаются на лавандовых полях в Восточных кантонах.
– Алло? – сказал Флориан.
Я не ответила. Я не знала, что сказать, и, главное, ничего говорить не хотела. Не хочу разговаривать, подумала я. Я имела право молчать, не в наказание, нет, но потому, что, казалось мне, Флориан не мог после всего горя, которое он мне причинил, требовать от меня слов. Эта мысль успокоила меня, я села на диван и перевела дыхание.