Понял ли Максим, что в этой алчности было нечто большее, чем простая тяга к сексу? На тот момент я не задалась этим вопросом. Но взгляды, которые время от времени бросал на меня Максим, вспоминались мне, и я думала теперь, в отрезвляющем утреннем свете, что он, быть может, увидел то, чего я сама тогда не хотела знать. Не единожды за – вечер, в баре, в такси, потом в его постели – он всматривался в мои глаза, словно искал в них что-то, – ответ на вопрос, который не решался задать? – думалось мне. Но эти взгляды, проникавшие в самую душу, тревожили меня, и я избегала их, подставляя губы. И воспоминание о них меня все еще тревожило – как будто из всего, что Максим делал со мной за этот вечер, они были единственным истинно порочным.
Я прогнала эту мысль, открыв окно и два-три раза глубоко вдохнув. Воздух, ледяной и сухой, почти похрустывал. Это было очень приятно. Я закрыла окно и вышла из комнаты. Кофе, сказала я себе. Кофе – и ухожу.
Часом позже я глупейшим образом согласилась, когда Максим предложил пойти позавтракать в маленькое кафе на первом этаже его дома. Часы на микроволновой печи показывали половину девятого, и больше всего мне хотелось уйти отсюда, лечь в кровать и, свернувшись калачиком, проспать до вечера. Но я была слишком слаба, или слишком труслива, или слишком вежлива, чтобы сказать «нет». Хуже всего то, говорила я себе, тщетно пытаясь пристроить чашку на стойку, заставленную другими чашками, пустыми бутылками и тарелками разной степени чистоты, что Максим, похоже, именно из тех людей, кого не обижает отказ. Но его просьба была так любезна, так непосредственна, что я только и смогла пробормотать «да» в большую чашку с профилем королевы Елизаветы.
– Я нашел ее на рынке Финнеган на Гудзоне, – гордо сообщил Максим, протянув мне ее, когда я вышла из комнаты. – Ты знаешь, где это?
– Не очень.
– Я обожаю блошиные рынки.
– Никогда бы не подумала, – ответила я, и Максим рассмеялся своим чудесным простодушным смехом.
Его квартира, казалось, была полностью обставлена вещами, купленными на аукционах, распродажах наследств и блошиных рынках.
– Вообще-то, – добавила я, – можно повесить ценники почти на все, что тут есть, и открыть блошиный рынок прямо в квартире.
Здесь стояли старые разрозненные кресла, сосуществовала мебель разных эпох, торшеры на позеленевших ножках, персидские ковры с поблекшими красками, старенькое пианино и какие-то дикие картины на стенах. «Я коллекционирую безобразные картины», – объяснил мне Максим, когда я спросила об одной из них: недорисованный клоун на фоне шотландского пейзажа.