– Хочешь пойти позавтракать? – спросил Максим, когда я вернулась.
Я смотрела на него, на темные волосы, в беспорядке падавшие на лоб, на большие глаза и легкую улыбку, смотрела и лихорадочно искала извинения. Но я так и не нашла в себе силы загасить его лучезарную искренность и пробормотала «да» в свою коричневую чашку. Вот так я и пошла в 8:45 утра погожим, даже слишком, февральским воскресеньем завтракать – во вчерашнем исподнем, под ручку с мужчиной, чья простота и раздражала меня, и очаровывала. Черт возьми, подумала я, спускаясь по ступенькам лестницы, на которой мы столько целовались вчера. И, потому что это было проще, чем счесть себя трусливой или глупой, я немного на него злилась.
Так что я была не в лучшем настроении, когда мы сели за столик в маленьком кафе, убранством как две капли воды походившем на квартиру Максима. Старые швейные машинки, ткацкие станки, клетки для омаров и другие всевозможные диковинки с претензией на очарование валялись повсюду между разномастными столами.
– Это как будто продолжение твоего дома, – заметила я. И Максим снова засмеялся. Вот ведь, подумалось мне, благодарный зритель и слушатель…
Подошел официант, высокий, нескладный, смахивающий на цыгана; он наклонился, чтобы расцеловаться с Максимом, после чего обратил взгляд своих черных глаз на меня.
– Женевьева, Гаспар. Гаспар, Женевьева.
Я протянула Гаспару руку, ожидая, что он, не сходя с места, предскажет мне обалденное будущее или выбранит на незнакомом языке. Но он лишь заявил непререкаемым тоном:
– Для тебя – кофе.
– С молоком? – отважилась я.
– С холодным молоком, – уточнил Гаспар.
– О’кей. – Я скорее умерла бы, чем потребовала горячего молока. – И…
– Я сделаю тебе фирменную яичницу. С черным хлебом и вареньем.
Это тоже не было предложением. Он помедлил, кажется, прикидывая что-то по моему лицу, и заключил:
– Из трех яиц.
Потом он пальцами показал Максиму три, затем четыре, вопросительно приподняв бровь. Максим показал в ответ четыре, и Гаспар молча ушел.
– Обалдеть.
– Красавец, правда? – сказал Максим. – Поэма, а не парень.
– А ты имеешь право выбирать число яиц в яичнице.
– Это право досталось мне дорогой ценой. Мне пришлось с ним надраться. Спиртным, название которого я до сих пор неспособен произнести, но… ох, Женевьева, клянусь тебе, никогда я так не мучился. Зато теперь я могу выбирать, сколько яиц хочу на завтрак.
– Откуда он?
– Из Венгрии.
– Настоящий цыган?
– Не знаю… Он говорит, что да, но я подозреваю, что он просто хорошо играет в карты.
Я посмотрела на Гаспара, суетившегося за стойкой.