– Я тоже иногда думаю, что сделала бы это… уехала бы, сама не знаю куда, и придумала бы себе другую личность. Tabula rasa, знаешь? Оставляешь только хорошее, плохое забываешь, ну и присочиняешь немного, чтобы получилось то, о чем ты всегда мечтал.
– Это называется профиль на фейсбуке.
Впервые за это утро я рассмеялась от души.
– Отличный гэг, – одобрила я.
– Да ладно, спасибо.
– А ты это делаешь? – спросила я. – С Лоренсом Блэком?
– Что?
– Придумываешь себе личину?
Я была твердо убеждена, что если есть человек, который никогда не придумывал себе личину, то это Максим. Но я хотела найти в нем изъяны. Больные места. Маленькие слабости. Я не хотела быть в этом пустом цыганском кабачке единственной недотепой.
Максим пожал плечами:
– Не знаю. Может быть, немножко…
Черт бы драл этого слишком уравновешенного парня, подумала я. Он что, не мог принять мой вопрос в штыки?! Встать на дыбы? Яростно отстаивать свою аутентичность и единственность, которую он, судя по всему, демонстрировал напоказ в своей квартире под видом старинного барахла?
– Я думаю, что больше хотел отмежеваться от другой своей личины, – сказал он. – Личины поэта.
Я закатила глаза.
– Я знаю, – продолжал Максим. – Это невыносимо. Но я взаправду верил в себя, когда мне было двадцать пять. Ты помнишь, как верят в себя в этом возрасте?
Я попыталась вспомнить, когда в последний раз «верила в себя». Когда в последний раз смогла воплотить тот персонаж, которым мечтала быть, не сознавая, что играю роль, не поддаваясь стыдливости, которая приходит с годами, взрослением и цинизмом. Три года в университете я ходила со сборником Сен-Дени Гарно[39] в сумке и провозглашала в задымленных кафе, на полном серьезе и с чувством: «Знаешь, иной раз реальность превосходит вымысел».
– Ты думаешь, мы были смешными в то время, – спросила я Максима, – или мы смешнее сейчас, когда боимся прослыть сумасшедшими за слишком сильные чувства? Иногда мне кажется, что это одно и то же.
Он пожал плечами:
– Для меня ясности в этом вопросе нет. Но могу тебе сказать, что девушка, которая прожила со мной восемь лет, когда я хотел быть поэтом, и только поэтом, находила меня смешным, смешнее некуда… Можешь себе представить, какая это тоска – терпеть парня, который упорно верит, что преуспеет в этом качестве?
Я представила себе карикатуру на поэта, по крайней мере, какой карикатура на поэта виделась мне: растрепанный доходяга с горящими глазами, который носит длинные шарфы и отличается полным и абсолютным отсутствием чувства юмора. Жизнь с таким персонажем действительно не могла не быть в высшей степени тоскливой.