– Горяна! – снова окликнул Улеб и, ловко вскочив, подошел к ней.
– Я Зоя! – надменно поправила она, взглянув на него лишь мельком, будто не желая видеть.
– Ну что ты? – с легкой досадой окликнул Улеб. – Ничего не случилось, а ты уже нос воротишь.
Он хотел взять ее за плечи; она отскочила, однако повернулась к нему.
– Не случилось? А я слышала, вы с купцами уезжаете – это разве неправда?
– Уезжаем, да. Но чего ты так, будто я виноват в чем перед тобой! Прощаться скоро придется, а ты и поговорить не хочешь!
– Не виноват? Ты – князев старший посол, это ты решил уехать. И все из-за чего? Дары царские вам не понравились?
– Да уж конечно! – Улеб снова разозлился, вспомнив вчерашнее унижение. – Вам по сколько серебряшек дали?
– По двадцать.
– А нам по пять!
– Одна дева четырех отроков стоит! – усмехнулась Горяна.
– Нельзя такое поношение стерпеть! Мы здесь с этими ж… жабами оставаться не желаем!
– А что ты мне обещал?
– Что я обещал?
– Ты обещал креститься! А теперь уедешь и не успеешь уже!
– Ну, я не обещал, – Улеб помотал головой. – Я сказал, если Святша, тогда и я.
– Если ты – тогда и Святша! Ты должен брату путь указать, а не за спину его прятаться! Вот, вам Бог ясный знак дает: нам, крестившимся, по двадцать серебряшек послал, а вам, язычникам и князя-язычника слугам, – по пять. А в жизни будущей и еще того меньше получите. Чего непонятного?
– Да плевал я на те серебряшки! Что я, серебра не видал? Я с тобой хочу поговорить, а то ведь мы на днях уедем, а вы еще невесть когда. Княгиня здесь остается.
– А что нам толку говорить? От разговоров этих мне один срам и чести поношение.
– Вот как? – В серых глазах Улеба сверкнула ярость. – Почему это со мной говорить – чести поношение? Я что, пес подзаборный? Холоп? Или чем запятнал себя?
– Ты – язычник! – Горяна так сказала это, что становилось ясно: язычник в ее глазах не лучше пса. – Кто не крестится, тот не будет спасен. И как мне с тобой говорить, думая про себя: вот придет смерть, и отправится Улебушка на муку бесконечную! Как я могу с тобой говорить, если мне плакать хочется о тебе?
– Не надо обо мне плакать! – уже потише ответил Улеб, которому польстила такая забота о его участи. – Рано меня хоронить, я молодой, еще поживу.
– Рано, не рано! Смерти никому не избежать. И чтобы не думать, как Сатана тобой завладеет, лучше мне вовсе с тобой не знаться! Схватят бесы твою душу, будут ее в котлах кипучих варить и пламенем огненным жечь! Я ночью не сплю от страха, как об этом подумаю! Тебе бы надо думать, как спастись, а ты сам от своего спасения бежишь. Брат твой, отрок юный, и то поумнее тебя.