Но знает ли об этом Мистина? Что он вообще знает об изнанке тогдашних событий? Когда земля загорелась под ногами у остатков Свенельдовой дружины, Лис убрался сперва в Таврию, а потом и за море – как мог дальше, в надежде, что там отголоски тех событий и последствия невольной вины его не догонят. И вот – кто бы знал! Прошло семь лет, и сын покойного Свенельда сидит перед ним. Того гляди, выложит на стол обломок рогатины с раковиной возле втулки и спросит: «Твоя работа?»
Даже местные греки, засевшие в дальнем углу харчевни, попритихли и настороженно посматривали на русов.
– Ну, расскажи, как вы тут живете? – нарушил напряженную тишину Мистина. – Как служится?
Лис, ожидавший, что его сейчас обвинят в убийстве, тайком выдохнул и начал рассказывать, желая уйти как можно дальше от старых воспоминаний о кузнице на берегу Ужа[38]…
* * *
В палатион Мистина вернулся в этот раз очень поздно и нетрезвый; Эльга уже легла спать, однако он сразу прошел в китон, перешагивая через спящих на полу служанок.
– Проснись!
– Что случилось? – Эльга приподнялась в испуге, нашаривая рядом мафорий.
– Я видел Лиса. – Мистина сел на ларь возле постели. – Это парень из бывшей отцовской дружины. Он уцелел после битвы возле Малин-городца, когда мы с Ингваром почти всех их перебили, сбежал и вот уже пять лет живет здесь. Я встретил его у церкви, мы поговорили.
– И что?
– Он рассказал про анатолийские и критские войны с другого боку. В этом стратоносе наших год назад жило семьсот человек, сейчас осталось не больше ста. Прочие – всякая дрянь, по сусекам наскребли. С ним пришли двое приятелей, один болгарин – Леко, а второй езерит из Лаконики, но его зовут Аббас, потому что вообще-то он был сарацинской веры, из бывших рабов, и крестился только в прошлом году.
– Но куда делись все те люди?
Вошла испуганная Ута со свечой в руке: дожидаясь мужа, она не ложилась, и вот вдруг услышала его возбужденный голос из китона княгини. За ней торопились Святана и Предслава.
– Их перебили в прошлом году на Крите, – Мистина оглянулся на вошедших женщин. – И до сих пор греки не набрали и трети нужного им числа людей. Посылали на Крит целое войско на кораблях, с воеводой по имени Гонгила, но он повел себя как дурак, и оттуда вернулась едва одна сотня из семи. И снять войска с других направлений стратилаты тоже не могут. На востоке, в тех самых фемах Анатолия и Каппадокия, что ни год набеги сарацин. Этот Сайф ад-Даула, он тот еще бодряк, про него говорят: «Ни года без похода». Все как пятнадцать лет назад, когда мы сюда ходили, с тех пор легче стало ненамного. Опустошают села, уводят полон. Тот Иван Куропас, чтоб его тролли драли, воевал с ними двадцать лет, но его уже десять лет нет в живых. Пять лет назад, пока корабли опять ходили на Крит, сарацины едва не дошли до Царьграда. В Италии греки воюют с королем Оттоном за южные земли, только в прошлом году там две области подняли мятеж – лангобарды и еще какие-то, я не запомнил. В общем, они отказались повиноваться грекам, подружились с сарацинами и сами стали грабить греческие земли. Константин посылал на них фракийцев с македонцами и корабли с «живым огнем». На островах засели другие сарацины и грабят побережья. Лис не поручится, как сейчас, но раньше сарацинам Сикилея платили двадцать две тысячи номисм в год, чтобы не трогали Южную Италию.