Когда все устроились, по знаку Близины рожки умолкли, Ригор-болгарин встал перед очагом, между столами.
– Патер имон, о эн тис уранис[48]…
Хлеб наш насущный даждь нам днесь… Побывавшие в Царьграде заучили главные молитвы по-гречески, но для киевлян Эльга велела Ригору потом повторить по-славянски. Однако греческие слова молитвы производили более сильное впечатление даже на тех, кто их не понимал: непривычная роскошь обновленной гридницы создавала здесь островок чуда, будто всякий вступивший сюда переносился в Греческую землю с ее богатством и чинным обычаем. «Мы из Киева не ездили, а все чудеса повидали!» – шепнула Честонегова боярыня своей невестке.
Но вот все сели, отроки стали вносить угощение. На удивление, соленые оливки понравились Прияне. Весь вечер та невольно хмурилась от головной боли, но старалась держаться: мужеством эта молодая женщина не посрамила бы своих предков. Оливки немного ее оживили: велев подвинуть миску ближе, она кидала зеленые ягоды в рот одну за другой, только косточки летели. Эльга решила завтра послать ей корчагу, пусть угощается. Святослав ел все: свинину с горохом, тимьяном и медом, рыбу с корицей и гвоздикой, дичь с горчицей и перцем – и из любопытства, и потому что был неприхотлив, как и все его гриди.
Остальные с осторожностью пробовали новые блюда: из-за греческих приправ привычный вкус мяса или рыбы изменился, и Эльга видела, что лишь почтение к хозяйке иной раз мешает боярам выплюнуть взятое в рот. Зато иным понравилось, и боярыни даже стали расспрашивать, что это за травки да порошки и где их взять.
– Да ну его! – украдкой ворчали бояре вполголоса, чтобы не обидеть Эльгу. – Деды ели мясо без горшицы всякой, и мы поедим!
– А то и не поймешь, чего такое в рот кладешь!
– От травок этих греческих такой во рту пожар – любое дерьмо положат, не заметишь!
– Да ты гляди, чего жрешь!
– Я гляжу, и что? Поросенок на блюде лежит – сам в платье! А внутрях осетрина у него! Перепела берешь – а в нем окунь белый! Будто он беременный, скоро окуня родит!
Эльга смеялась над этими разговорами. Она не поняла, как греки делали «мягкие туши», где вместо костей подложены кусочки вареной сливы или груши, но надеялась сообразить со временем.
Да что там поросенок с окунем внутри! Что сказали бы ее гости, подай она каракатиц, омаров, креветок, мясо дельфина – морской рыбы с человека ростом, похожей на плавучего борова. Или трогальца… то есть щупальца хтаподия – морского гада, какого Прибыслава не сумела удержать в себе… Выложи она вустриц на стол, от одного их вида гости уделали бы ей всю гридницу. Она сама, честно сказать, так и не смогла себя пересилить, чтобы это попробовать…