Когда убрали кости, стали подавать пироги: с укропной добавкой, с овечьим и козьим сыром, из медового теста с ягодой. Тут все оживились: сладкое и есть сладкое. Расставили кувшины вина: Эльга привезла цельное, а здесь его щедро разбавили водой с медом, сделав «мурсу». Орехи, здешние и греческие, смешали с медом разных видов и цветов и положили в открытые пирожки: смотрелось так красиво, что иным было жалко есть.
Эльга осталась довольна тем, как все прошло. Киевские мужи и жены, потрясенные красотой нового убранства гридницы, видом беломраморного трона, блеском лора, благовониями и непривычным вкусом блюд, так и не задали ей вопроса, которого она ждала скрепя сердце: так чего все же хорошего привезла-то, матушка, от греков, кроме этой каменюги, приправ и паволок?
Но уже не сегодня завтра бояре киевские опомнятся и им придет в голову: так чем разбогатела держава Русская? Что изменится в отношениях с Греческим царством?
На этот вопрос у Эльги не имелось внятного ответа. Дружина уже знает: ничего. «Царь над царями» желал лишь получить поддержку русов в его делах, полагая, что в этом и заключается даруемая им дружба. Полгода княгиня и послы бились лбом о стену греческого чванства, но так ее и не пробили. Поддержки Константина Эльга не добилась ни в чем: ни в церковных делах, ни в военных, ни в семейных.
Что говорить киевлянам, дабы хоть представить свои дела получше, чем они есть? К концу своего гощения в греках Эльга могла бы упасть духом, если бы не опыт покойного Ингвара, чей первый поход в ту сторону тоже окончился разгромом. И не мысль о Промысле Божьем, который все устроит как лучше для нас, пусть мы сами пока этого и не видим. Но сейчас она полагалась на Мистину, который обещал взять эти разговоры на себя.
И он же по пути домой подал ей мысль, которую Эльга поначалу посчитала совершенно безумной.
Второй раз после Месемврии они ночевали в Болгарском царстве, в каком-то тесном и душном гостином дворе. При всем желании хозяин смог всему посольству предоставить только один дом – длинный, глинобитный, весь состоящий из единственного пустого помещения. Не было даже лежанок: устроили постели на полу. Совсем не мраморные покои «у Мамы», но всех так воодушевляла мысль – наконец-то едем домой! – что никто не жаловался. Часть отроков несла дозор снаружи, прочее посольство спало вповалку. Эльга сидела на своем постельнике среди сопящего и храпящего царства: тревога не давала ей заснуть. Екало сердце при мысли о Святославе: не сбылось ничего из того, на что надеялся сын, посылая ее за море.