Внезапно беглец развернулся в седле, сев задом наперед, и вскинул лук: три стрелы сорвались с тетивы быстрее, чем кто-либо успел вздохнуть.
– Ай, что делает! – восхищенно воскликнул Елаш.
Двое преследователей вылетели из седел, словно выбитые ударом дубины, а третьего подмяла упавшая на всем скаку лошадь. Прочие, отставшие на добрую сотню шагов, яростно завопили. Кто-то тоже пустил стрелу, но она упала в траву, а ловкий всадник уже сел как следует и тут же наддал, догоняя ушедших вперед товарищей.
Вскоре и беглецы и погоня скрылись за холмами.
– Обойдем стороной, – Елаш поднялся с земли и махнул рукой вдоль гряды, – ни к чему нам встречаться ни с теми, ни с этими.
– А кто это был? – спросил Красен.
– Угры. А гнали их пацинаки.
– Как ты их различаешь?
– Видно же.
– Да не так уж их много, – вставил Хавлот, поглаживая костяные накладки на спинке своего лука, – справимся, если что.
– Их-то немного, – согласился Елаш, – да в седле один десятка ваших стоит, а вас тут и десятка нет.
Мерзко ухмыляясь, хазарин запрыгнул в седло и направил коня прочь, не глядя, едут ли за ним русы. Те, ворча и ругаясь, потянулись следом. Святослав не сказал ни слова, но заметно помрачнел. В первый раз ему захотелось со всей силы вмазать кулаком в мерзкую усатую рожу не потому, что хазарин опять «свистел», а потому, что сказал чистую правду. И эта мысль грызла Святослава.
На одиннадцатый день вдали впервые блеснула серебристая лента Днепра.
* * *
С оглашением Улеба управились за две недели, и на праздник Воздвиженья Креста Господня отец Ригор при помощи Яромира, как восприемника от купели, окрестил его. Не только княгиня, но и все видели в этом знак Божий: ближайший младший родич и наследник Эльги-Елены окрестился в день подвига ее покровительницы, святой царицы Елены. В честь сына равноапостольной жены, святого царя Константина, получил имя и Улеб. Эльга плакала, не скрывая сердечной боли: ее родной сын должен был бы последовать за ней, как тот, древний ромейский Константин за матерью своей Еленой, дабы вместе утвердить Крест Господень на земле Русской.
Но сын ее… Она не знала, где ее сын, и невольно всей силой души молила Господа о его спасении – хотя бы здесь, в земной жизни. И если Бог не захочет помочь язычнику, неужели Он откажет в помощи ей, матери, чье сердце иначе будет разбито? Но надежда мешалась с ужасом: Бог потребовал единственного сына Авраама… отнял всех детей у Иова… и от нее, которая в тысячу раз хуже и слабее в вере тех богоизбранных старцев, Господь может потребовать именно эту жертву.