— Думаешь, почему так?
— Я не думаю, я знаю.
— Ну?
— С пальмы рановато спустились. А как спустились, сразу давай айпироваться. Потому как собственных мозгов испугались!
— Ну, не все ведь…
— Как же, не все. Если с семи лет принудиловка.
— Тебя же не сумели принудить.
— Ну, мы — особый случай. Потому и посадили в Ковчег, как в клетку… А так — все, считай, под айпом бегают.
Хрупая огурцы, мы какое-то время молчали.
— Или вот еще вопрос — куда исчезли тараканы? Думаешь, вывели? А почему раньше не могли вывести?
— Ну, что ты заладил — почему да почему. Знаешь — так скажи.
— Я и говорю. Может, они тоже чуют близкий апокалипсис.
— И тоже отсиживаются где-нибудь да панцирь наращивают?
— Да нет, эти проще решили — как лемминги, в пропасть. Тут ведь два варианта: либо попытаться выжить, либо сразу в расход. Апофиз вон полетал, так раскололи, как орех, но если гамма-вспышка полоснет, тут никакой ракетный щит не поможет.
— А шахта?
— И шахта не спасет. У нас же кругом атомное да химическое добро — станции, свалки, захоронения. Раскачать да расшевелить все — такая кутерьма начнется. Намусорили за двести-то лет! И потом — что ты делать будешь в этой шахте? В игрушки компьютерные резаться?
— А что мы в Ковчеге делаем?
Тошиба задумался. Глядя на него, я сорвал еще один огурец.
— Я, когда впервые сюда попал, тоже разного наслушался. Многие верили, что нас в космос готовят — типа, специальный отряд выживания. Скиснем, так не больно и жалко. А долетим до планеты нормальной, планете шанс дадим. Только это быстро забраковали. Потому как не долететь, а кроме того, где они — не занятые-то планеты? Даже найдем подходящую, так, верняк, на ней уже аборигены свои будут. Шарахнут из ЗРК — и привет родителям. На фиг им такие соседи. К нам вон прилетят, мы ведь тоже жахнем, и они жахнут. Потому что оккупация. И не спасут никакие способности.
— Может, потому они и занимаются айпированием? Айпированные-то уже и на Луне живут, и на Марсе.
— Тогда зачем им мы?
— Ну… Может, и незачем, а может, надеются еще выжать из нас какую-нибудь информашку…
Вдали послышались шаги. Мы замолчали. Человек двигался, уверенно ориентируясь в зеленом лабиринте. И шагал ведь не куда-нибудь, а прямиком к нам! Это мне не понравилось, — значит, схоронились все-таки недостаточно надежно. Противно, когда кто-то тебя вечно видит и вычисляет.
На всякий случай и я, и Тошиба сделали морды кирпичами. Мы ведь ничего не нарушали. Окажись это преподаватель, наказывать нас было не за что. Но это был снова Гольян — вездесущий, верткий и востроглазый. Вэвэвэшник, одним словом. И про наше местопребывание он, конечно же, знал совершенно определенно. Даже не стал делать вид, что удивлен или обрадован. Присев рядом, сходу выпалил: