– Ну что же, в войну лейтенант иногда за год вырастал до майора.
– А над чем сейчас работаете? – продолжал расспрашивать он.
Я рассказал, что несколько групп моих ребят по линии студенческого научного общества ведут работу по автоматизации контроля параметров на поточных линиях, а одна разрабатывает маленький ручной радар для измерения скорости подвижных объектов. Все это была чистая правда. Но, когда я сказал, что под моим руководством работает сразу несколько групп, он, мне кажется, засомневался в моей искренности и перешел к другим вопросам – к политике.
– А газеты ты читаешь? – спросил он, переходя на ты. В этом, с моей точки зрения, ничего обидного не было. Непривычным для меня в моем возрасте было как раз обращение на вы.
– Не регулярно, – уклончиво ответил я, так как на самом деле газеты читал от случая к случаю, не находя это занятие сколько-нибудь интересным.
– А сегодняшнюю «Правду» ты читал?
– Нет, – честно ответил я, – но позвольте взглянуть.
Он протянул мне газету, и я секунд десять просматривал ее первую страницу, после чего вернул ее хозяину. За это время я успел пробежать глазами передовую статью и выхватить заголовки других. Затем я принялся излагать содержание передовицы, стараясь делать это своими, а не газетными фразами.
– Значит, все-таки иногда читаешь, – удовлетворенно сказал Виктор Иванович.
Очевидно, первое впечатление от моей персоны у него сложилось положительное, и он потянулся к графину. Предложил мне, я отказался. Сказал, что крепких напитков не пью, и это была чистая правда. Не рассказывать же ему, что в возрасте десяти-одиннадцати лет мы с соседом по квартире такого же возраста, как я, полгода копили деньги и купили бутылку коньяка. На Новый год мы, спрятавшись в ванной, выпили по стакану этой ужасной жидкости, отчего оба вскоре почувствовали себя не просто плохо, а очень плохо. Родители и соседи тогда решили, что мы отравились рыбой. После этого случая меня мутило от одного вида коньяка или водки, но на вина мое внутреннее табу не распространялось.
Мы принялись за еду, перебрасываясь теперь только короткими фразами. Нинина мама к обеду не вышла. Возможно, ее не было дома.
После обеда Виктор Иванович снова начал допрашивать меня. Теперь его интересовали мои воззрения в области экономики. Таковых у меня, по правде сказать, не было вовсе, и все, что я говорил на эту тему, было чистой воды экспромтом. Единственное, в чем я был на самом деле убежден, и произнес уверенно, так это то, что если экономика – наука, то ее законы должны действовать одинаково как в социалистическом государстве, так и в капиталистическом. Ведь нет специальных законов физики или математики для того или иного общественного строя. Мне кажется, я его озадачил. Он задумался, что-то пробормотал и, пожелав нам всего наилучшего, вышел.