Красинский оглядел вновь Костю и поморщился.
Как он напоминает Гришиного мужа, несчастного пропойцу и сифилитика. Красинский помнит рассказы о нем.
— Вот Косте так и не удалось окончить семинарии, — продолжает Грустным тоном Груша.
— Что ж, выпьем, Костя, — скрывая свое смущение, сказал Красинский и налил бокал шабли.
— Я этой гадости не пью, — басом пробормотал Костя. — А если водки бы…
Красинский услужливо налил водки и чокнулся с Костей.
Костя жадно выпил и, не стесняясь, налил себе еще рюмку.
— В нашем сословии мы привыкли сразу повторять без закуски.
И, засмеявшись и обнажив маленькие зеленые зубы и слишком большие, красные десны, Костя опрокинул еще с большей жадностью рюмку водки, высоко подняв голову и звонко крякнув.
Красинскому было неловко.
А Капа точно наблюдала за ним непрерывно. И Красинский чувствовал на себе ее истомный, зовущий взгляд и такое же жадное желание, какое только что светилось в глазах Кости.
Груша засуетилась, занервничала.
— Ты не думай, Воля… Костя устроился недурно. Он теперь деревенский адвокат…
Костя нагло посмотрел на мать, хотел сказать, какую-то дерзость, но сдержался и отшутился:
— Вуле ву, доверенность — и всякое дело проведу…
И снова налил рюмку водки, на этот раз большую, и выпил с сладострастной улыбкой, отломив для закуски корочку черного хлеба.
Капа смотрела зовущими глазами. Веруша сидела, печально улыбаясь и точно упрекая.
А Костя непринужденно говорил:
— Вот вы вращаетесь в высшем обществе. Скажите, что же у вас делается теперь для народа? Мы в деревне боремся с произволом властей. Хоть и в кабаках, да пишем прошения…. За это меня под гласный надзор полиции отдали. А вы что делаете?
И Костя налил себе еще рюмку. Мать делала ему знаки глазами, но он только сердито пофыркивал.
— Меня интересуют религиозные вопросы, — желая отвязаться, пробормотал Красинский.
— А, религиозные… Отлично! — воскликнул Костя. — В них я вам сто очков вперед дам.
И, не дожидаясь вопросов Красинского, Костя начал излагать свою теорию нового преобразования церкви. Говорил он своеобразно, но красиво и одушевленно. И Красинский, как адвокат, ценящий в людях способность свободной и художественной речи, слушал его с удовольствием.
Но Костя вдруг оборвал речь на полуслове и вышел в другую комнату.
И оттуда вызвал свою мать.
Груша вышла торопливо и озабоченно, и ее полная фигура раскачивалась на ходу, как лодка в высокую волну.
Красинский заинтересовался Костей, несомненно, умным и даровитым, и прислушивался к беседе, которая в резких нервных тонах велась в соседней комнате.